В. Строгальщиков - Слой-2

Больше пить не буду, решил Лузгин и сунул в губы горлышко бутылки. Ай да шотландцы, ай да молодцы! «Виски» от слова «виснуть», напиток висельников... Хрен вам в зубы, господа бояре!.

Вот болван: он так и не разулся! Тем лучше. Бедному собраться – только подпоясаться...

Он решил, что всё расскажет Кротову. Серега – банкир, жмот и сквалыга, но он поймет, он друга не бросит, это не блядский Валерка, тихушечник, дедушка долбаный, примерный семьянин, мечта всех жен в округе. «А вот Валера! Вот если бы ты, как Валера...». Я что, виноват, что после абортов ты рожать не можешь? Надо было лечь в нормальную больницу, а не скоблиться на квартире, дура старая! Тогда была не старая, да и сейчас ничего, грудь никогда не рожавшей женщины, глупые бабы завидуют, мужики пялятся, и Валерка пялится, я видел, видел я на дне выпускников, как он за вырез заглядывал, у его-то «бабушки» титьки до пуза, не хрен жениться на одноклассницах, этих кандидатках в скороспелые старухи, мужик – он дольше сохраняется...

Лузгин махнул перед дежурным милиционером студийным удостоверением. «Дивертисмент – не вертись, мент!». Мог бы и не махать, знали в лицо, но соблюдал проформу.

Меньше всего на свете сейчас ему хотелось видеть Юрия Дмитриевича, и надо же: тут как тут. Одно успокаивало: одевался, мучиться недолго. Но успел-таки выдать пару ласковых и, что совсем было лишним, тянул за собой Кротова, а друг Серега был дико нужен Лузгину, и он окликнул его раз и два, но Кротов ничего, ничегошеньки не понял, махал на Лузгина рукой и говорил чудовищное: «Завтра, завтра!...». Какое завтра! Лузгин боялся показать, что выпивши, и за боязнью этой упустил Кротова насовсем. Друг Серега бросил его и ушел куда-то с омерзительным Юрием Дмитриевичем, а он остался в этом пустом мертвом кабинете, в этом чужом огромном доме с ментами у дверей, одна лишь польза: если рассказать милиционерам – они их не пустят или просто не скажут, где он прячется.

В «буфетном» отсеке канцелярской «стенки» всегда была выпивка для посетителей. Ключ от «буфета» Кротов прятал в своем столе, но Лузгин знал, где он лежит – в среднем ящике, в жестяной коробке из-под сигар «Упманн». Ящик был тоже заперт на соответствующий ключ, но тщетная предосторожность – у Лузгина был точно такой же стол с такими же замками.

Он уселся в кротовское кресло, достал свой ключ и отпер замок ящика. Коробка из-под «Упманна» лежала справа, он подцепил ноггем плоскую крышку и заглянул внутрь. Вот он, голубчик, рядом с шикарной зажигалкой «Ронсон», пачкой презервативов с апельсиновым вкусом, значками «Отличник Советской Армии» и «Народный депутат РСФСР» – где взял, собака, – двумя микрокассетами от диктофона и ключом от лузгинской части общего сейфа. «Ага», – сказал Лузгин, взял ключ и пошел открывать.

В сейфе лежала распечатанная пачка стотысячных, как в прошлый раз и оставил ее Лузгин после расплаты с «опросниками», а рядом красивым кубиком стояли деньги в банковской прозрачной упаковке, перевязанные синей лентой с пышным бантом поверху. Он взял увесистый «кубик», повертел его в руках, прочел надпись на банковской «сопроводиловке». Его словно ударило в сердце, и он подумал: «Это судьба». Сто миллионов, как будто знали...

Это были чужие деньги, но они были – вот они, он держит их в руках, это спасение, потом он всё объяснит!.. Лузгин побежал с «кубиком» в руках к окну и спрятал его за штору, потом закрыл сейф и вернулся за кротовский стол. Так, была бумажка... Он достал ее из нагрудного кармана, посмотрел номер и принялся накручивать диск, плохо попадая пальцем в дырки. Номер никак не набирался, на полдороге возникали гудки «занято», он ругался матом и накручивал снова, пока не вспомнил, что выход в «город» через ноль.

В «буфете» стоял коньяк. Лузгин отпил немного из бутылки, пошарил за коробками у стенки и нашел полиэтиленовый пакет – прозрачный, гад, придется заворачивать в газету. Он упаковал деньги в «Сегодня», сунул «кубик» в пакет, прикинул в руке на весу – сгодится, уронил пакет на стол, сел и закурил, прочитал в раскрытом ежедневнике кротовское расписание на завтра, где дважды упоминалась его фамилия – а как же! – снова достал ключ и полез в сейф, сгреб последнюю пачку и спрятал в карман пиджака, докурил и закурил снова, выпил еще чуть-чуть – не считается, – всё закрыл и положил куда надо, взял пакет, в последний раз огляделся и погасил свет, как его и просили, потом снова включил, подошел к окну и закрыл форточку, вернулся и вырубил свет окончательно.

«Мерседес» стоял возле крыльца Дома Советов, не прямо у лестницы, а чуть сбоку – знали своё место, сволочи, знали всё-таки, – и Лузгин сбежал вниз, как Гамлет по ступенькам Эльсинора.

– Ну вот видите, – сказал Андрей, разворачивая газету. – Однако вы человек с юмором, Владимир Васильевич. – Белобрысый подергал завязки банта, а Степан на переднем сиденье подмигнул ему через плечо:

– Молодец, Васильич. Я в тебя верил.

– Вот так же завтра, – удовлетворенно сказал белобрысый, – и никаких проблем.

– Послушай, Андрей. – Лузгин положил ладонь на запястье белобрысому. – Вы пролетели на двести. Стольник я возместил. Вы же поняли, что Толик кинул нас всех, я у него никаких денег не брал, это ясно и ежу. Будет честно, если риск – пополам. Я вам больше ничего не должен, договорились?

Андрей покачал головой.

– Я таких вопросов не решаю.

– А кто решает? Давайте я встречусь...

– Не суетись, Васильич, – сказал Степан. – Это дохлый номер. Деньги завтра отдашь без вопросов. Одно тебе скажу: мы этого гада всё равно найдем. Он вылезет, никуда не денется. На семье заловим или еще на чём. Я тебе клянусь: сколько выбьем из него – твою долю возвернем.

– Он прав, – сказал Андрей, бросая деньги к заднему стеклу автомобиля. – Никуда не денется паршивый Анатолий, все его документы у нас: и простой паспорт, и заграничный, и водительские права. Менты за процент его из-под земли выроют, голубчика.

– Мужики, – еще раз попытался достучаться Лузгин, - это последние, больше взять негде, честное слово. Я и эти-то ... грубо говоря...

– Эх Васильич! – весело сказал Степан. – Утро вечера мудренее! Нашел же эти? Нашел! А плакался, что не найдешь. Тебе же в любом банке кредит дадут и еще спасибо скажут за автограф! Ну не кисни, мужик, не будь бабой...

– Вас домой? – спросил белобрысый.

– Спасибо, я прогуляюсь... Сволочи вы, парни, вы же меня закопали живьем.

– Ты, бля, Васильич, не знаешь еще, как закапывают. Хвалил бы боженьку, что у тебя детей нет, одна жена...

– А ты как предпочитаешь действовать, Степан, – ножом или пулей в затылок? – На Лузгина накатывалась хмельная ярость, хотелось драться, грызть зубами крепкий Степанов загривок.

– Не говорите ерунды, – поморщился белобрысый Андрей. – Да, кстати, с одним могу вас поздравить уже сейчас. Вы угадали: у Обыскова есть любовница. Она снимает квартиру в вашем подъезде, этажом ниже.