Анна Эрде - Дом на улице Гоголя

Юлия говорила сейчас об одном из тех воспоминаний, которые застряли у неё в мозгу после общения с профессором Прошкиным.

— Действительно, странный вопрос. Мы, как ответственные родители, хотели дать тебе приличное образование, устроили в престижную школу. Разве это не понятно?

— Да, но в начальной школе престиж не важен.

— Не пойму я что-то — ты хотела учиться с дурно воспитанными деревенскими детьми?

— Мне хотелось тепла, и бабушка мне его давала.

— Бабушка сильно болела, её следовало освободить от лишних хлопот. Она ведь умерла совсем скоро после того, как мы тебя забрали. Ты ведь не хотела бы, чтобы это случилось при тебе? Мы облегчили ей жизнь, и нас же за это осудили. На поминках неграмотные деревенские старухи причитали, что она за внучку вся исстрадалась. Будто мы тебя не к себе в городскую квартиру забрали, а в приют отдали.

«Бедная бабушка!», — с тоской подумала Юлия, а в телефонную трубку сказала:

— Я неверно сформулировала вопрос. Не зачем, а почему вы меня забрали? В вашем доме я стала чем-то вроде маленького домашнего приведения. Иногда отец садился в кресло, не замечая в нём меня — в буквальном смысле в упор дочку не видел.

— Ты решила довести меня до гипертонического криза?! Ты же знаешь, мне нельзя волноваться — моё давление...

— Поволнуйся сейчас за меня, мама. Мне очень плохо. Обеспокойся жизнью своей единственной дочери.

— Ты ведь знаешь, Юлия, я всегда готова придти тебе на помощь, но твое сегодняшнее поведение...

— Так приди на помощь! Ответь: почему вы меня забрали?

Удивительно, но мать не скатилась в истерику, а стала отвечать:

— Если ты так настаиваешь, пожалуйста, хотя я не уверена, что тебе понравится ответ. У бабушки развился старческий маразм. Всё пыталась нас чему-то учить. Совсем уже, видимо, не понимала, кто — она и кто — мы. Окончательно нас добило то, что она, оказывается, даже твоё имя неправильно произносила, Улей тебя называла. Уля! Гадость какая!

Конечно же, Юля сразу вспомнила, как её называла бабушка — Улей, Ульяной.

— Спасибо, мама, ты мне очень помогла. Пока!

— Погоди прощаться, дорогая. Теперь выслушай меня: в следующий раз, когда надумаешь мне звонить, сначала приведи себя хотя бы в относительно уравновешенное состояние. Сейчас ты находишься в таком возбуждении, что меня через телефонную трубку будто током бьёт.

— Ты права, сейчас твоя дочь не в лучшей форме. И что это означает для тебя, мама?

— Я уже высказалась по этому поводу: никогда не звони мне в таком взбаламученном состоянии. Ты должна бережней относиться к своей не слишком молодой и не слишком здоровой матери.

— Я поняла, мама. Извини.

Юля взглянула на часы — время будто остановилось.

— Алло! — отозвался в трубке приятный баритон.

— Привет, папа! Только не спрашивай меня про мой голос. У меня мало времени, надо кое-что у тебя срочно выяснить...

— Как удачно ты позвонила, Юленька! Я не знал, что ты уже вернулась, а то бы сам позвонил. Должен тебе сказать, что в твоей последней статье — на «афганскую тему» — тебе внезапно изменил вкус. Хочу предостеречь, дабы это не стало тенденцией. Сентиментальная, бабья интонация, надрыв — откуда все это?

— О статье потом, ладно? У меня сейчас к тебе есть несколько неожиданный вопрос. Это мне нужно... для теста. Знаешь, сейчас это модно — разнообразные психологические тесты. Сформулируй краткий ответ на вопрос: как ты ко мне относишься?

— Я тебя очень ценю и уважаю, — легко включился отец, — ты оправдала все мои родительские надежды. Я горжусь тем, что являюсь отцом Юлии Логиновой.

— Но, ведь «Юлия Логинова» — всего лишь мой псевдоним. Я и мое «имя» — не одно и то же.

— Опять ты мудришь.

— А, если меня перестанут печатать, и я пойду мыть сортиры, как ты тогда будешь ко мне относиться?

— Почему же сортиры сразу? Университет тебя на преподавание с руками оторвёт.

— Но, если я, скажем, умом тронусь и не смогу делать ничего другого, кроме, как сортиры мыть?

— Ну и тесты у тебя! Прямо не знаю, что и ответить.

— Спасибо, папа. Ты уже ответил. Извини, я спешу.

Так, с отцом тоже полная ясность.

Полистав записную книжку, на букве «з» Юлия наткнулась на свежую запись, сделанную почерком мужа. Это оказался номер бывшей классной руководительницы Юлии и Германа. Сейчас эта, может быть, последняя услуга мужа пришлась кстати.

Глава двадцать девятая

— Алло! — раздался в трубке голос, который она узнала сразу, хоть и не слышала его больше двадцати лет.

— Зинаида Николаевна, здравствуйте. Это Юля Астахова.

— Юленька! Как хорошо, что ты позвонила, и хорошо, что именно сегодня! Я как раз только что прочитала твою новую статью — о бывших «афганцах». Замечательно! Я все время горевала: такой талант пропал! — одни штампы да канцелярщина, себя считала в том повинной, а сегодня...

— Сейчас не об этом. Мне нужно задать вам один вопрос. Это важно для меня.

Юлия уже не «держала голос», говорила отрывисто, хрипло.

— Юля, тебе плохо? Скажи, куда мне надо подъехать? — заволновалась Зинаида Николаевна.

— Мне плохо, но ехать вам никуда не надо. Ответьте мне, пожалуйста, на вопрос, в последние дни по ряду причин не выходящий у меня из головы. Зинаида Николаевна, почему тогда, в десятом классе, вы были абсолютно уверены, что я испорчу Гере жизнь?

Учительница так растерялась, что Юля на другом конце телефонного провода сумела это почувствовать.

Даже спустя двадцать лет Зинаида Николаевна не могла сказать правду.

В начале Юлиного десятого класса ей позвонила Элеонора Михайловна Астахова и потребовала встречи для конфиденциального разговора. К тому времени классная руководительница уже вполне сориентировалась в социальной значимости родителей своих учеников и прекрасно знала, что Астаховы в рейтинге их двадцать третьей школы занимают отнюдь не высокое место. Юлин отец некогда являлся быстро растущим функционером, но совершил какую-то ошибку и вылетел из обоймы. В последние годы его держали на незначительных должностях, часто перемещали с места на место, или по горизонтали, или даже с понижением, не оставляя шансов для продвижения по карьерной лестнице.

В то время как муж бодро интриговал, рассчитывая ещё раз ухватить ускользающую фортуну за хвост, — людьми у нас не бросаются, рано или поздно наступит и на его улице праздник — Элеонора Михайловна жестоко страдала от утраты своего статуса. Бывшие приятельницы, чьи более успешные мужья обеспечивали им устойчивое положение в обществе, сначала всё реже приглашали её в свою компанию, а потом и вовсе стали старательно избегать разговоров с ней при случайных встречах. Элеоноре Михайловне стоило всё больших хлопот добывать достойные вещи, а когда связи окончательно перестали срабатывать, она стала переплачивать за дефицит втридорога. Элеонора Михайловна не могла ударить в грязь лицом, обнаружив перед бывшими подругами отсутствие у неё, например, гедеэровского костюма джерси, из тех, что небольшой партией, только для своих, поступили в город.