Анна Эрде - Дом на улице Гоголя

Вскоре она пожалела об этой небрежности: карьера мужа стремительно покатилась вниз, а Вадим, как она успела выяснить, был не такой уж мелкой сошкой, мог бы и поддержать по старой дружбе. Но после той знаменательной встречи Элеонора Михайловна долго кипела негодованием — как он посмел оказаться таким ничтожеством! — в её памяти он оставался лощёным небожителем, всегда элегантно одетым и пахнущим хорошим одеколоном. Ей не пришло в голову, что тогда, в сорок шестом, Вадик выглядел таким холёным да гладким потому, что ни дня не мёрз в окопах, не засыпал на ходу в пеших переходах, не спал на голой земле, его не трепала малярия, он не мучился от ран, не глох от контузий. Во время войны Вадик сыто проболтался при интендантском складе, а потом, как только вновь открылся его институт, герой, звеня медалями, вернулся к учёбе.

— Для таких, как ты — для провинциалок без роду и племени — самый вероятный шанс пробраться наверх даёт комсомольская работа, — поучал её Вадим, тогда ещё великолепный.

И она стала комсомольской активисткой, она входила во всевозможные бюро и комитеты, научилась бойко выступать на собраниях, порицать и давать гневную отповедь.

Комсомольская работа свела её с будущим мужем. Они познакомились на выездной конференции, вернее, на банкете, непременно следовавшим за «мероприятием». На той конференции она выступала с докладом, говорила, как всегда, сложными предложениями, используя «умные слова» и богато интонируя. Она знала, что её манера говорить производит на комсу, нахватавшуюся верхушек, ошеломляющее впечатление, и настолько ошеломляющее, что никому из них не приходило в голову после банкета просто и непринуждённо потащить её в койку — как вообще-то среди них было принято. Она была недосягаема для комсомольской мелочёвки — хорошо воспитанная девушка из приличной семьи, пользующаяся во время еды ножом и вилкой, живущая в «сталинском доме», со вкусом одетая.

Но Павел, вроде бы, простой секретарь райкома комсомола, из деревенских, невыразительный лицом, к тому же хромой после фронтового ранения, был из другого теста — она сразу догадалась об этом. Ленка к тому времени уже многое понимала про жизнь, и быстро смекнула, что этот, казалось бы, простак — именно то, что надо. Павел был амбициозен, напорист, беспощаден к тем, кто вставал у него на пути. «Этот прорвётся», — сделала вывод Ленка, поставила на хромого, и выиграла: стала впоследствии Элеонорой.

Павел робел перед культурной девушкой, про которую все знали, что с ней можно только разговаривать. И то, если она снизойдёт. Ему была нужна именно такая жена: которую не стыдно привести в приличное общество, которая сумеет организовать красивый дом и принимать в нём гостей самого высокого ранга. Павел не сомневался, что пройдёт не так уж много времени, и он будет общаться только с такими людьми, а тех, что окружали его на комсомольском этапе биографии, он и не узнает, если встретит.

Преодолев неуверенность вчерашней деревенщины, он начал осторожно увиваться вокруг недотроги Елены Гаврюшкиной. Она принимала его ухаживания благосклонно, но когда после долгого пуританского периода Павел отважился было поцеловать Елену, та отшатнулась: «Сначала ты должен познакомиться с моими родственниками». Конечно! Как он сам не сообразил? — такая девушка может подарить поцелуй только жениху!

Сидя за столом, уставленным трофейным фарфором, Павел оробел окончательно: он не знал, как взять чашку, куда положить ложку. «Ничего, — думал он, — при умной жене я быстро овладею этими премудростями. Не боги горшки обжигают». Он с восторгом наблюдал, как ловко Елена меняет приборы, как изящно она сметает щёткой с серебряной ручкой в серебряный же совочек крошки со стола. «У меня всё точно так же будет организовано», — размышлял он, внутренне ликуя.

— Ну и какие у вас планы относительно нашей племянницы, Павел? — любезно улыбаясь, спросила тётка.

— Как какие? — он растерялся от неожиданности вопроса, но тут же овладел собой: — Вот, руки ее хочу у вас просить.

— Вы, Павел, произвели на нас впечатление порядочного человека. Но мой ответ будет таким: не нужно спешить со свадьбой. Вам с Леночкой нужно сначала лучше узнать друг друга, — с достоинством произнесла тётка.

Ленка знала, отчего тёткин ответ был именно таким: до назначенной свадьбы Вадика оставалось ещё полгода, и ей предстояло «отдружить» это время в прикухонной комнате.

— Он же сорвётся накануне женитьбы! - перетянув голову полотенцем, причитала тётка за два часа до прихода Павла. — Истаскается по бардакам — у него дружки сплошь непутёвые. Дойдёт до генерала, и все наши планы полетят к чертям! А я и приданого за тобой хорошего дам: пуховое немецкое одеяло, двуспальное, две пуховых подушки, постельного белья дам и столовый сервиз на двенадцать персон.

— Чайный сервиз добавьте, — сказала Ленка, благоразумно взвесившая все за и против.

— Вот ведь зараза какая! — по-доброму усмехнулась тётка, стащила с головы полотенце и согласилась на чайный сервиз.

За полгода, отведённые до свадьбы, Павел, почти не отвлекаясь на простушек и стервозных умных баб, сделал головокружительную карьеру: стимул был у него мощный. Свернув не одну шею, настрочив не один донос, он перепрыгнул через несколько должностных ступеней, и на свадьбе у него присутствовали такие лица, что полковничихе пришлось быстренько стереть свою обычную насмешливую улыбочку.

Тётка казалось очень искренней, когда, выпив больше обычного и оттого размякнув, она громко говорила через стол новобрачному: «Для тебя девушку хранила, для тебя цветок берегла. Ты уж, зятёк, люби её, наряжай не хуже нашего. Сам ведь знаешь: у нас Леночка как принцесса ходила».

А вскоре полковничиха была отставлена от дома зятька: Элеоноре не нужны были свидетели жалкого начала её жизни. К тому же статус тёткиного мужа, вечного полковника, был недостаточен для того, чтобы знакомством с этими людьми стоило дорожить.

— Что уж ты с ними так строго, Элечка? — ласково спрашивал супруг. — Пусть они невысоко поднялись, но они же родня тебе.

— Тётка обещала мне к приданому добавить чайный сервиз, а не добавила, пожадничала, — объясняла она мужу своё нежелание принимать полковничиху и полковника.

— Подумаешь, сервиз! — тепло смеялся супруг. — Если хочешь, я тебе этими сервизами весь буфет забью.

— Дело не в сервизе. Обещала — выполняй, — отстаивала свою позицию Элеонора.

— Тогда, да, — согласился супруг. — Это ты права, умница моя: если человек один раз протрепался, ему уже веры нету.

Элеонора Михайловна Астахова не уставала совершенствоваться в понимании жизни, и, прорвавшись наверх, быстро смекнула, что спесь — не слишком старательно спрятанная, а когда и демонстративная — является чем-то вроде опознавательного знака людей её нового круга. Если в ком-то не доставало спеси, персоны начинали считать, что этот человек оказался среди них по ошибке, и скоро вылетит из обоймы. Элеонора Михайловна научилась прогибать обслугу и не замечать планктона. Гибкости в отношении вышестоящих она научилась ещё в прикухонной комнате, так что время от времени Элеонора Михайловна оказывала посильную помощь мужу в продвижении по карьерной лестнице.