Анна Эрде - Дом на улице Гоголя

Она слишком хорошо помнила, что там, внизу, куда вернуться было бы хуже смерти, она была не Элеонорой, а обычной Ленкой с ненавистной ей фамилией Гаврюшкина. Там злобилась коммуналка, беспробудно пил отец, целыми днями орала мать. В существование достойной жизни там, внизу, она не верила, потому что никогда с таковой не соприкасалась. Сначала был Каляевск, захолустный городок её детства, где все, кого она знала, жили одинаково — там пальто не покупали, а «строили», там болтались на проводах заляпанные извёсткой выключатели, там женщины выбивали из мужей их жалкую «получку», а после боя, не слишком стесняясь, ходили с долго выцветающими синяками.

А потом Ленка попала в квартиру двоюродной тётки, просторную и обставленную красивой мебелью с завитушками. Она напросилась к богатой родственнице в гости вскоре после того, как шестнадцатилетней девчонкой в сорок шестом году поступила в загряжский строительно-монтажный техникум. Тётка, тоже ведь из Каляевска, а сумела прорваться, жизнь её была прекрасна и светла: непьющий муж-полковник, блестящие паркетные полы, каракулевая шубка, духи «Красная Москва». Ленке выпала счастливая карта: тётка пригласила её жить к себе, в солидный дом с гулкими парадными, расположенный почти в самом центре города. Недолго размышляя, она перебралась из холодной, обшарпанной и пропахшей мочой общаги в крохотную, но уютную комнатку при полковничьей кухне.

Ленка размышляла недолго, хотя выяснилось, что за счастье быть приближенной к приличным людям и харчиться с общего стола, на котором копчёная колбаса лежала не по большим праздником, а каждый день, она должна была не только помогать тётке по хозяйству, но и «дружить» с её сыном-студентом.

— Понимаешь, Леночка, — ворковала тётка, — у Вадика есть невеста, девушка из очень приличной семьи. Через два года, сразу по окончании института, они поженятся. Тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить. Но ведь наш Вадик — молодой здоровый парень... Понимаешь? — Ленка ещё не понимала. — Ну, сама посуди, не по грязным же девкам ему бегать. Почему бы тебе, моя дорогая, не подружиться с ним? А я уж не поскуплюсь на подарочки, одену-обую тебя как куколку. Хочешь, прямо сейчас пойдём к моему знакомому завмагу и купим тебе ботики как у меня?

Такие как у тётки боты Ленка хотела до горловых спазмов, и не потому, что уж очень любила наряжаться — они стали бы существенным вкладом в дело полного отрыва от каляевской жизни. Она, наконец, догадалась, куда клонила полковничиха и растерянно спросила:

— А как же мне замуж потом выходить?

Свою девственность Ленка берегла пуще глаза: знала, как всю жизнь от мужей достаётся тем дурёхам, которые до замужества повелись на слюнявые разговорчики о любви.

— Это намёк на то, что ты целка? — насмешливо посмотрела на неё тётка, не сомневающаяся, что девчонка просто набивает себе цену.

Грубое слово «целка» Ленка слышала только от одетой в отцовские обноски шпаны из каляевских подворотен. Она не могла поверить, что его произнесла дама в шёлковом халате, чьи брови были выщипаны в ниточку, а пальчики тщательно наманикюрены.

— А то я каляевских парней не знаю! — продолжала насмешничать тётка. — Позволишь разок проводить себя да в щёчку чмокнуть — всё! — твоего согласия уже никто и спрашивать не станет.

— Я никому не позволяла себя провожать, — с достоинством ответила претендентка на прикухонный закуток.

Ленку и в самом деле не интересовали ребята, окружавшие её в школьную пору. С тех пор, как она начала себя более или менее осознавать, она поняла, что ей во что бы то ни стало надо выбраться из каляевского болота.

— Леночка! Золотце моё! — всё-таки поверила бедной родственнице тётка. — У меня есть прекрасный хирург, через два года мы опять сделаем тебя невинной девушкой. Не сомневайся даже, сделаем так, что комар носу не подточит. А я тебе, раз такое дело, ещё и пальто сразу куплю.

— С каракулевым воротником? — деловито спросила Ленка.

— Конечно с воротником! Мне для тебя, моя дорогая, ничего не жалко. Ты у нас как сыр в масле кататься будешь.

— И муфту купите сразу же, — подытожила Ленка.

Тёткин сын, великолепный Вадик, после того, как Ленка обосновалась в своём уютном и чистом уголке при кухне, в первый же вечер зашёл к ней, без предисловий произнёс: «Раздевайся». Два года она глотала обиду, когда Вадик, проводив невесту и сдав её с рук на руки будущему тестю-генералу, входил в прикухонную комнатку. Она терпела насмешливые взгляды полковничихи, улыбалась, когда полковник за спиной супруги больно щипал её, где ему вздумывалось. Ленка и большее бы снесла — школа, которую она проходила в тёткином доме, того стоила. Она научилась правильно есть и говорить, правильно сервировать стол, но главное, она научилась правильно понимать устройство жизни.

— Все люди делятся на три неравные части, — объяснял Вадик. — Самая обширная человеческая категория — планктон. Эти ни к чему не стремятся, не желают прикладывать усилий и не умеют приносить жертв. Им бы только дрянью какой-нибудь набить свою требуху, да дешёвой водки нажраться. Ну, ещё футбол — это их изыск. Биомасса искренне верит, что она — гегемон, и всё, что делается, делается для её блага. Вторая категория: обслуга. Эти способны к жертвам и усилиям, за что имеют объедки с барского стола, иногда очень даже жирные. У некоторых из обслуги есть мечта — пробиться наверх, занять место возле своих хозяев. И если они умеют терпеть и прогибаться, не исключено, что их мечта может осуществиться. Последняя категория: персоны. Редко это баловни судьбы, когда жизнь преподносит им всё на блюдечке, чаще право считать себя персонами они выгрызли и вылизали. Хороши они или плохи, это не важно. Жизнь предназначена только для них, вот что важно. Про тебя я давно всё понял: у тебя есть мечта, и ради неё ты готова терпеть и жертвовать. Из планктона ты пробилась в обслугу, и это был твой первый шаг. Думаю, у тебя есть реальный шанс стать персоной. Возможно, однажды повстречав меня на улице, ты даже не повернёшь в мою сторону головы кочан.

Спустя двенадцать лет всё произошло в точности так, как в прикухонной комнатке предсказывал Вадик. Тогда её муж находился на пике своей карьеры. Элеонора Михайловна шла по центральной улице Загряжска в компании двух приятельниц, которыми обзавелась на самом успешном витке своей жизненной спирали. Она заметила, что на неё как-то уж слишком пристально смотрит невысокий хиловатый мужичонка и ещё, видите ли, имеет наглость улыбаться. Она не в первую секунду узнала в невзрачном прохожем великолепного Вадима, которого когда-то охотно признавала своим хозяином, а, когда узнала, содрогнулась — ещё не хватало щеголять такими сомнительными знакомствами перед дамами из высшего общества! — и, не обернувшись, прошла мимо.