Джойс Кэри - Радость и страх. Рассказы

Но Стордж, помня совет Джобсона, решительно направляется к двери. Извините, но мне пора.

- А разве вы не собирались остаться?

Ее удивление придает ему твердости. - Я передумал. - Весь дрожа от ярости и тревоги, он едет ночевать в свой клуб. «Нет, больше я этого не потерплю. Это ни на что не похоже».

Он не нарадуется тому, каким успешным оказался этот маневр. В понедельник утром в конторе он получает от Табиты письмо с приглашением к обеду - у нее сегодня будет вкусный обед. И в постскриптуме добавлено: «Или после обеда. Но жду обязательно. Про журнал разговоров не будет. Сожалею, что столько с ним приставала».

Стордж, торжествуя, пишет в ответ, что постарается приехать после обеда. Как истинный победитель, он великодушен, но не слаб. Он едет к ней, но едет поздно и в квартиру входит изящно-горделивой походкой - так и видно, что после стольких унижений он и сам это сознает. Табиту он застает в капоте и слегка этим озадачен. Как трагедийная королева, она стоит неподвижно, пока он не закрыл за собою дверь, а тогда произносит, подчеркивая каждое слово: - Мистер Джобсон говорит, что я плохо с вами обращаюсь и вам это надоело.

Стордж уже всполошился. Он чувствует, что взятый им твердый курс не дал ожидаемых результатов. Он отвечает, что всем, решительно всем доволен.

Но Табита хмурится презрительно и надменно. - Я не желаю, чтобы мистер Джобсон называл меня хапугой. Это неправда. Я отлично понимаю, что вы за меня заплатили, но просто думала, что, когда товар вам понадобится, вы его возьмете. - И добавляет с убийственным сарказмом: - Надеюсь, вы не считаете меня _респектабельной_ особой.

Стордж, возмущенный такой грубостью, кричит, что она неверно истолковала его чувства, что Джобсон вмешивается не в свое дело. Но Табита уже удалилась в спальню, и через полчаса несчастный слышит, что она его зовет. И он терзается, не зная, как поступить - устоять и тем до конца обострить и без того мучительную ситуацию или послушаться и создать новую ситуацию, еще более мучительную. Он проклинает тот час, когда последовал совету Джобсона. Он думает: «Возможно, я проявил слабость. Возможно, она мной помыкает. Но не могу я себя переделать, и положение это ужасно. А главное - ей даже невдомек, какое здание она разрушает, к чему хочет свести наши отношения. Слишком она молода, слишком примитивна, она сама не понимает, что делает».

Опять он слышит зов Табиты - повелительный, раздраженный. И, так и не приняв никакого решения, безнадежно махнув рукой, уступает чужой, менее щепетильной воле.

В спальне полная тьма, он пробирается ощупью, под градом окриков: «Не свалите столик! Осторожно, там часы!» Он весь вспотел от страха, а еще больше от стыда, ибо отнюдь не уверен в удаче. Но видимо, скромность Табиты столь же условна, как и ее взгляд на всю процедуру. Она принимает его с властной энергией, еще более пугающей, чем ее ультиматум. Она восклицает: «Не желаю больше видеть мистера Джобсона?», я бедняга кажется себе всего лишь орудием мести. Но в ответ на его вскрик она говорит снисходительно и удивленно, как неловкая рассеянная нянька, которой внезапный плач ребенка напомнил о ее обязанностях: - Больно? Ну простите, я нечаянно.

Эти слова вызывают в его измученной душе странный отклик. Они задели какой-то глубинный таинственный нерв, и нерв этот еще вибрирует наутро, когда он, обессиленный, изнасилованный, изнывая одновременно от райского блаженства и адского отвращения к себе, тащится к столу завтракать.

Табита уже час как на ногах. Он слышит, как она высоким, резким голоском отдает распоряжения в детской, на кухне, и наконец она входит и спрашивает, сварить ли ему еще яйцо.

И, убедившись, что она нисколько не смущена, а, напротив, приветливее, чем когда-либо, словом, что для нее эта ночь была не позорной комедией, а всего лишь разумным шагом, необходимым, чтобы разрядить моральную атмосферу, он начинает оживать. И тот нерв уже поет, как провозвестник совсем новых, более сладостных отношений. Его душа, исстрадавшаяся, израненная, расцветает в предвкушении огромных, немыслимых радостей, которые сулит ему любовь и сочувствие этой восхитительной женщины. Неожиданно он встает из-за стола и целует Табиту. - Ты моя радость, Берти.

- Конечно. - Поцелуй, кажется, немного удивил ее. - Кофе налить?

Она садится, наливает ему кофе и задумчиво смотрит на него, пока он пьет. А потом испускает долгий душераздирающий вздох.

- Милая, ты устала. - Он полон нежной заботы.

- Нет. - И снова глубокий вздох.

- Так в чем дело? Джонни здоров?

- Да, да, я просто подумала... но об этом ведь нельзя говорить?

- О чем?

- Почему ты так ненавидишь мистера Мэнклоу?

- Я помню время, когда ты тоже его не любила.

- О, я знаю, он немножко... как бы это сказать? Но он, безусловно, человек исключительный. Такой умный и смелый. Не боится прямо сказать, что думает о королеве. Понимает, как все на свете прогнило. И хочет это изменить. Не желает сидеть сложа руки.

Стордж молчит. Ему невыразимо горько. Чувство это так сильно, что он сам поражается, ничего подобного он еще не испытывал. Наконец он произносит: - Мэнклоу здесь что-то частенько бывает.

- Ну и что?

Стордж даже вздрагивает, до того резко это прозвучало, но гнев его нарастает.

- Как ты сама только что признала, он хам и ловкач. Так стоит ли так уж его поощрять?

- Это Джобсон на меня донес? - Сказано негромко и спокойно, словно ей просто важно установить факт.

- Дорогая моя, неужели ты думаешь...

Табита взрывается: - Не прикидывайся дурачком, Фред. Твои шпионы грубо работают. - Она убегает в спальню и захлопывает дверь.

Стордж, сердясь и волнуясь, идет за ней следом, но дверь заперта. Постучать значило бы подвергнуться новому унижению. Ему остается одно уйти.

Джобсон уже не скрывает беспокойства. Его, говорит он, давно тревожит то, что творится у Табиты в квартире. «Понимаете, голубчик, она вообразила, что может из вас веревки вить. А когда женщина вобьет себе такое в голову, на нее удержу нет. Если вы не порвете с этой бабенкой, вы пропали. Для человека в вашем возрасте это черт знает какое положение. Я знаю нескольких мужчин, которых такие девки буквально сгубили. Им, если закусят удила, на все и на всех наплевать. Гоните ее в шею. Мне жаль, что вы с ней встретились, что я же вам ее подсунул. Каюсь, мне тогда показалось, что ее приличное воспитание - своего рода гарантия. Но в таких делах лучшие часто оказываются хуже всего, и наоборот».

И он предлагает подыскать Сторджу девушку, простую, без затей, фабричную работницу либо конторскую служащую, и приводит в пример себя и свою очередную подругу, некую Мэдж Мун. Она работает в страховом агентстве. - Три фунта в неделю, и ни одной неприятности я от нее не видел. А почему? Да потому, что она знает: стоит ей пикнуть - и все, до свидания. Дисциплина, голубчик, вот в чем секрет, особенно с бабами. А почему? Да потому, что у них нет правил. Полный сумбур в голове. А только дай им волю - устроят тебе веселую жизнь.