Йоханнес Зиммель - Зовем вас к надежде

Седовласый рабочий был коммунистом, юноша за рулем — социал-демократом. Хаберланд знал обоих уже давно. Он знал и многих других рабочих, водивших этот грузовик и умевших обращаться с передатчиком, — так же, как и рабочие знали нескольких других священников, которые ездили вместе с ними и в основные вечерние часы передач последних известий накладывали на частоту имперского радио Вены свои собственные сообщения. Две такие группы более года назад попали пеленгаторам в ловушку, все участники после короткого разбора дела были обезглавлены во дворе так называемого «Серого дома» [8] Главное управление венской полиции. — Прим. пер. на Ластенштрассе. Они вели передачи из убежищ, расположенных в больших массивах зданий социального жилищного строительства. Стационарное место вещания стало для них роковым — обнаружить их оказалось не очень трудным делом. Сразу же после ареста участников рабочие и духовные лица поняли свою ошибку. При ведении передач со стационарного места необходимо было считаться с тем, что через пятнадцать, максимум двадцать минут передатчик будет запеленгован. Несмотря на жесткие предупредительные меры нацистов, другие группы разработали новый метод, а именно — вести передачи во время езды, причем каждый раз по другим маршрутам, как можно чаще меняя направление движения.

Так капеллан Хаберланд и в этот вечер 5 августа 1944 года добрался до Нусдорфа, где грузовик после нескольких крутых поворотов дороги внезапно свернул направо в переулок Нусберггассе.

Вот это и было одним из тайных занятий Хаберланда. Были и другие. Чтобы замаскировать эту деятельность, и были организованы Объединение святой Катарины и другие группы, был создан целый ряд новых приходских мест встречи. Священники, в большинстве своем молодые люди, происходили из всего немецкоговорящего пространства, так что при помощи дополнительной страховки — платка у рта — присутствовали все диалекты, чтобы сбить с толку слухачей. Передачи велись с неравномерными интервалами. Маршрут всегда обсуждался лишь непосредственно перед отъездом.

Грузовик — все это время Хаберланд зачитывал другие новости — неожиданно снова резко свернул налево, в ведущий на юг переулок Эроикагассе.

Молодой рабочий был превосходным водителем, старый — превосходным техником. А капеллан Роман Хаберланд был отличным диктором. В подобной деятельности можно было использовать только таких людей. Все, что они делали, было вызвано глубочайшим отвращением к маньяку и его ужасным кровавым преступлениям. Коммунисты, социал-демократы, представители христианско-социальных кругов, либералы, консерваторы, лица духовного звания и атеисты — в те годы они были, точно так же, как в Германии, друзья по заговору. День за днем, ночь за ночью они рисковали своей жизнью, потому что ждали свержения тирана и его подручных убийц и верили в новое, лучшее и прекрасное время, когда они смогут сказать, что делали свое дело, чтобы это будущее стало возможным. Да, тогда они все были друзьями.

В Австрии нет никаких памятных досок из камня или прочих постоянных наглядных свидетельств о тех духовных лицах и тех рабочих. Но и вплоть до того дня, когда эти строки идут в печать, в Австрии нет ни одного хотя бы малюсенького переулка, который бы носил имя великого Зигмунда Фрейда. Было объявлено о превращении его квартиры в музей. Лишь скромная, установленная благодаря инициативе частных лиц доска на входе в дом в переулке Берггассе, 19, с 1953 года свидетельствует о том, что здесь «жил и творил» Фрейд. Лишь немногие воспринимают эти обстоятельства как позор. Австрия самым основательным образом «вытеснила», употребляя слово из лексикона Зигмунда Фрейда, этого великого психолога, этих священников и рабочих Движения Сопротивления, которые помогали создать радиопередатчик «Оскар Вильгельм два».

Грузовик проехал по ночному Эроикагассе, свернул прямо-таки под острым углом в Хаммершмидтгассе и покатил в северо-восточном направлении к Хайлигенштедтерштрассе. Капеллан Хаберланд начал говорить в микрофон:

— Говорит радио «Оскар Вильгельм два»! Слушайте наше обращение: шествует свобода! С армиями союзников в Европе и Африке! С летчиками союзников в небе Германии и Италии! С миллионами угнетенных, которые ждут своего часа! С армиями рабочих, которые по доброй воле куют свое оружие в Старом и Новом свете! — Пауза. Затем: — Еженедельное радиообозрение радио «Оскар Вильгельм два» заканчивается! Помните: мы вернемся! В один из основных вечерних часов передачи последних известий так называемого имперского радио Вены! Слушайте наше обращение: день придет! День близок! Потому что Англия, Россия и Америка наступают, а с ними — молодые народы!

О Боже, Ты так по-отцовски бдел за меня в эту ночь. Я восхваляю и прославляю Тебя за это, — молилась фройляйн Филине Демут, стоя на коленях на жестком полу перед своей кроватью, сложив ладони и направив зачарованный и одновременно затуманенный взор на большое распятие, которое висело над ее кроватью и с которого Распятый, обнаженный до набедренной повязки, смотрел на нее. — …И благодарю Тебя за все добро. Упаси меня и в этот день от греха, смерти и всякого мучения… — Филине громко произносила слова молитвы. Колени начали болеть, как они болели всегда, когда фройляйн Демут стояла на них на жестком полу. Тем не менее она молилась так дважды в день, и не будет неправдой сказать, что она призывала эту боль, хотела испытать ее и переносила ее с радостью, поскольку боль порождала в ней и другие, в высшей степени своеобразные чувства. — …и благослови, Отец небесный, все, что я думаю, говорю и делаю!

Резко зазвучал дверной звонок. Предавшаяся молитве, самоотреченная и погруженная в транс, фройляйн ничего не слышала. Она говорила, еще крепче сжимая ладони:

— Сохрани меня, прошу тебя, святой ангел Господень! Мария, моли за меня перед престолом Господним…

Снова раздался звонок, на этот раз долгий и непрерывный. И Филине слышала его. Колени болели, сильно и сладко. «О нет, — подумала она, — если хочет, пусть ждет. Я обращаюсь к моему Создателю!» И она продолжала:

— …Моли за меня сына твоего, да будет Он прославлен во все времена…

Теперь звонок звонил непрестанно. Филине это не волновало.

— …ныне, и присно, и во веки веков, — молилась она. Потом сделала паузу и, наклонив голову, добавила: — Аминь.

Резко звонил звонок…

Было десять минут десятого и уже очень жарко в это утро 13 августа 1944 года. Филине поднялась и в ночной рубашке, халате и домашних туфлях поспешила из комнаты в темную прихожую, где всегда было прохладно, даже в самую сильную жару. Она посмотрела в глазок входной двери. Снаружи стоял высокий стройный мужчина с узким лицом, белокурый и с голубыми глазами. На первый взгляд он производил впечатление изнуренного человека.