Йоханнес Зиммель - И даже когда я смеюсь, я должен плакать…

— Выключи это, Миша! — просит Лева. — Я понимаю не все слова, но смысл мне понятен. Значит, боснийцев можно понять и, следовательно, простить… А в чем виноваты пассажиры самолета?

— Ты прав, — в задумчивости говорит Миша. — Ты знаешь, я в последнее время думаю о том, как замечательно было во времена холодной войны.

— Что же было так замечательно?

— Лева! Ты только подумай: тогда были две сверхдержавы, которые смертельно угрожали друг другу. Люди принадлежали либо к одному блоку, либо к другому. В биполярном мире обе стороны были вооружены до зубов, настолько, что ни одна из них не осмелилась бы начать мировую войну, потому что обе знали, что это был бы конец света. А теперь? Теперь на земле нету биполярности и любое дерьмовое государство, да что там, небольшая группа фанатиков может начать войну. Так что холодная война была замечательным временем!

Лева раздражается руганью.

— Тысячи лет человеческой истории, и все одно и то же, — говорит он. — Добро и зло. Ангелы и бесы. Я тебе расскажу, что я узнал здесь, Миша, о сербах и хорватах. — Он достает несколько листков из нагрудного кармана. — Один мой друг, он понимает по-хорватски, читал мне книги по истории этого края. Так вот: 6 апреля 1941 года Германия и Италия объявили о разделе и ликвидации Югославии. Они признали Хорватию независимым государством. Вождями этой Хорватии стали, по милости Гитлера и Муссолини, некий Анте Павелич, лидер усташей, фашистской террористической организации, и католический архиепископ Загреба Алезий Степиняк… Этот Степиняк сначала был посредником между усташами и Ватиканом, а затем Павелич с благословения католического духовенства устроил резню «инакомыслящих»… Среди руководителей усташей был священник Зуричев, вот что он говорил: «В нашей стране все должны быть хорватами! Мы должны создать великую хорватскую державу! Хотя я и ношу одеяние священника, я готов взять в руки автомат и стрелять во всех врагов усташей и независимой Хорватии — вплоть до детей.»

— Какой патриот этот священник, — задумчиво говорит Миша.

— Дальше еще интереснее, — продолжает Лева и заглядывает в свои листки. — Я все это собрал для своего знакомого в Москве, журналиста… Так вот, Павелич и его банды так свирепствовали в отношении сербов, живших в Хорватии, что даже СС просило их умерить свой пыл… Анте Павелич и архиепископ Степиняк ответственны за зверское убийство 800 тысяч человек и за насильственное насаждение католичества в православных районах… Все имущество православных было конфисковано усташами. Архиепископ хранил в своей резиденции золотые трофеи усташей — часы, украшения, даже золотые коронки… Вот такое было миссионерство.

— Да, — говорит Миша грустно, — я слышал об этом, и сегодняшняя вражда сербов и хорватов не вчера возникла.

— Близ хорватско-боснийской границы был пользовавшийся дурной славой лагерь смерти Есеновац. Начальниками этого лагеря смерти были два священника-францисканца… Много сотен тысяч мужчин, женщин и детей — православных сербов, мусульман, евреев и цыган — были там зверски убиты. Вода в Уне — реке, которая там впадает в Саву, — была целыми неделями красной от крови… Сербские историки пишут об одном миллионе убитых только в этом концлагере, а всего усташи уничтожили более двух миллионов человек. Несербские историки считают, что в действительности убитых было только — только! — 200 тысяч… Папский престол был благодарен усташам. Павелич умер в 1959 году в Мадриде, его соборовали со святыми дарами, которые он получил незадолго до кончины от Папы Иоанна XXIII…

— Да, богоугодное дело — убивать инакомыслящих, — говорит Миша.

— Архиепископ Степиняк, — продолжает Лева, — был приговорен в 1946 году к принудительным работам, но скоро освобожден по ходатайству Ватикана, США тоже ходатайствовали… и Рим присвоил ему звание кардинала… Теперешний хорватский президент, Франьо Туджман, как всем здесь известно, яростный антикоммунист и антисемит, и именно эту Хорватию, с таким прошлым и с таким президентом, ваш канцлер Коль и министр иностранных дел Геншер без промедления признали независимым государством! Все это просто чудовищно, — возмущается Лева. — Не нужно вести счет преступлениям друг против друга, нельзя следовать ветхозаветной морали «око за око, зуб за зуб»! Многие сербы действительно преступники, как и хорваты, боснийцы и мусульмане. Но отсюда лишь следует, что у преступников нет национальной принадлежности! А здесь получается, что виноваты только сербы — вероятно, потому, что они коммунисты. — Лева кладет руку другу на плечо. — Ах, Миша, — сокрушается он, — должно быть, Господь сотворил этот мир в минуту великого гнева!

— Значит, Бог злой, — бормочет Миша.

— Что ты сказал?

— Ничего, — с запинкой отвечает Миша. — Я постоянно думаю, что есть люди, которые могли бы помочь, но они этого не делают. Буш занимается предвыборной борьбой с Клинтоном и хочет, чтобы его еще раз избрали президентом 3 ноября. Не желая рисковать, до выборов он не пошлет сюда ни одного американского солдата. Представь себе, что здесь убьют нескольких американцев… Ведь он тогда не победит на выборах!

— Наверное, — говорит Лева, — победит Клинтон, и тогда он пошлет сюда американских солдат. Сразу после выборов на избирателей можно не оглядываться!

— Не будет от этого толку, — вздыхает Миша. — Каждый раз, когда американцы после 1945 года вмешивались в войну, чтобы установить мир, это приносило только еще большие бедствия и еще большее число человеческих смертей.

— В этом есть доля правды, — говорит Лева. — Кстати, о мире: куда теперь делось могучее международное движение борцов за мир, Миша? Ничего не слышно, никого не видно. Это ведь странно!

— Почему странно?

— Миша! Во время войны в Персидском заливе движение борцов за мир организовывало многолюдные демонстрации протеста против американцев, эти миролюбцы говорили, что Соединенные Штаты ведут грязную империалистическую войну против Саддама, ведь так? А теперь? Теперь они сидят тихо как мышки… Почему теперь никто из движения борцов за мир не говорит ни слова?

— Потому что разные бывают войны, — задумывается Миша. — Справедливые и несправедливые, захватнические и оборонительные, гражданские войны, когда каждый воюет против каждого. Бывают самые разные войны, Лева, и движение борцов за мир без руководящих советских разъяснений, видимо, совсем запуталось и уже не может решить, как быть, против какой войны выступать, а против какой нет…

Сараево, 10 июня 1992 г.

Милая Ирина!

Наконец-то я могу тебе написать, пока вместе с другими жду самолет на Нью-Йорк. Лева, которого я здесь встретил, при случае расскажет тебе, что я пережил и почему раньше не мог дать о себе знать.