Йоханнес Зиммель - И даже когда я смеюсь, я должен плакать…

И он говорит мягко и любезно то, что говорил в течение последнего часа уже много раз, а именно:

— Я не профессор Волков.

— Конечно, вы не профессор Волков… — говорит Алехин. — Вы… как вы сказали?

— Михаил Олегович Кафанке.

Ремень они у меня отобрали, галстук, ботинки, чтобы я не мог причинить себе никакого вреда и не повесился на шнурках. Теперь на мне тапочки. Старые тапочки, многими уже ношенные. Вонючие. У Алехина такие же, старые, тоже воняют, и галстука и ремня тоже нет.

— Красивое имя вы себе подобрали, — говорит Виктор Алехин, — я называл себя Борисом Найденовым, прежде чем они меня схватили. — Он глубоко вздыхает. — Не повезло! У меня было приглашение индийского правительства. Договор уже подписан. 15 тысяч долларов ежемесячно. Вилла рядом с Дели, бассейн внутри, бассейн снаружи, крытый и открытый теннисные корты, шофер, автомобиль, прислуга, просто рай для научных исследований. И у меня уже была виза! Они вытащили меня из самолета, за пять минут до отлета, несмотря на мои первоклассно подделанные документы. Тут усомнишься в том, что Бог существует, а?

— Ну, — говорит Миша, — в этом многие сомневаются, но вы-то по крайней мере действительно физик-ядерщик, профессор Алехин. А я нет. Я жестянщик. Как вам нравится такая милость Бога? — И он садится на свободные нары. Они такие же жесткие, как в Димитровке, но это, говорят, полезно для позвоночника.

— Конечно, конечно, — говорит ученый-ядерщик в роговых очках. — Жестянщик с фальшивым паспортом на выезд.

— Мой паспорт настоящий, — говорит Миша мягко. — Меня действительно зовут Миша Кафанке, а что касается выезда, то я действительно хочу выехать из России, потому что боюсь антисемитизма.

— Как? Вы еврей?

— Наполовину. Но для людей, которые не выносят евреев, это одно и то же, а евреев многие терпеть не могут. Там, откуда я родом, в Германии, шесть миллионов были уничтожены.

— И поэтому вы уехали оттуда в Россию?

— Да, и чтобы посетить моего друга. Я хотел остаться у него, но потом на заборе стали писать «Евреи — наше несчастье», а меня обзывать жиденком, и я понял, что надо уезжать. У меня, видите ли, в Нью-Йорке есть двоюродная тетка, и к ней…

Алехин глубоко вздыхает и говорит:

— Профессор Волков, вы не могли выдумать более идиотской истории?

— Это правда, профессор Алехин!

— И вы хотите, чтобы это прошло. Ничего не выйдет!

Миша начинает волноваться:

— Что значит «не выйдет?» Почему? У меня даже были с собой чертежи моего изобретения, когда они меня арестовали.

— У вас… Боже всемогущий! У вас были чертежи…

— Ну да. Моего эко-клозета. Я создал унитаз, благоприятный для окружающей среды, в котором все без исключения продукты выделения перерабатываются в высококачественный гумус и…

— Нет, — говорит Алехин и мотает головой. — Нет, нет и нет, я не могу этого слышать! — Он бежит к двери, барабанит по ней кулаками и кричит: — Выпустите меня отсюда! — Однако никто на его стук не обращает внимания. Алехин прислоняется к двери, смотрит на Мишу печально и говорит:

— Вам действительно пора перестать.

— Что я должен перестать?

— Разыгрывать сумасшедшего. Здесь не шутят. Здесь вам не дадут заключение о невменяемости. Вас без церемоний поставят к стенке. Неужели вы этого хотите?

— Нет, — говорит Миша смиренно. — Вы правы. Но что мне делать?

— Профессор Волков, — говорит Алехин, — вы можете сказать правду по крайней мере мне, коллеге. Может быть, я помогу вам найти выход…

— Но я и говорю вам правду! — Миша все понимает и успокаивается. (Шпион, дурак!)

— Чрезвычайно опасный тип, — говорит майор Рыбачев капитану Слепину в комнате для прослушивания, где этот разговор записывается на пленку и слышен через динамик.

— Алехин делает все, что может, — говорит Слепин, пока двое в камере продолжают говорить.

— Действительно, — соглашается Рыбачев. — Это может тянуться еще несколько дней. Алехину обещано, что его не расстреляют, если он доведет Волкова до признания. Алехин очень старается. Но у него просто нет никакого шанса против этого Волкова. Стальные нервы. Такой не сдастся.

— В чем дело, почему вы вдруг замолчали? — доносится из динамика голос Алехина.

— Я сейчас представил себе, что я космонавт, — отвечает голос Миши.

— Какой космонавт?

— Вы же знаете, профессор Алехин. Который в течение одиннадцати месяцев летает вокруг Земли на орбитальной станции «Мир». Один.

— Слушай внимательно, Петр, — говорит Рыбачев.

— …шестнадцать восходов солнца, шестнадцать закатов, шестнадцать дней проходят для него за одни сутки, потому что он облетает вокруг Земли за полтора часа. — Тоска слышится в мишином голосе. — Когда он стартовал, был Советский Союз, и Горбачев был у власти. Теперь? Теперь Советского Союза нет, и у Горбачева нет больше никакой власти. Знает ли космонавт об этом? Как вы думаете, профессор Алехин? Сказали ли ему об этом? Говорят ли ему вообще о чем-нибудь таком с Земли?

— Ну, только нам с вами, в нашем положении, думать об этом!

— В последнее время я постоянно думаю об этом человеке, — слышат оба офицера службы безопасности мишин ответ. Теперь он говорит тише.

— Он играет с Алехиным в кошки-мышки, хитрая лиса, — ворчит Рыбачев.

— Невероятно, — говорит Слепин. — Крепкий орешек.

— Наверное, этот космонавт вообще ничего не знает. Наверное, они не сказали ему ни слова о том, что происходит, — рассуждает Миша. — Они не могут спустить его вниз.

— Почему? — недоумевает Алехин, его голос звучит неуверенно и смущенно. Вот о чем он думает! Может быть, он и впрямь сошел с ума, этот Волков? И я в одной камере с сумасшедшим? А если он придет в бешенство и набросится на меня…

Миша не приходит в бешенство. Он очень робкий и задумчивый человек.

— Они не могут спустить его вниз, — объясняет Миша вежливо, — потому что космодром Байконур, откуда управляют полетом, находится в республике, которая не подчиняется Ельцину. Все инженеры и техники там бастуют. Они не получают зарплаты вот уже много месяцев. И вот из-за этого космонавт, один-одинешенек, продолжает свой полет по орбите, — размышляет Миша, и теперь в его голосе еще больше тоски. — Но по крайней мере никто не может причинить ему зла, понимаете, профессор Алехин? Он счастливый человек. Есть такие люди, которым просто не везет. Я один из них. А тот, там наверху, он хочет назад, на Землю, сумасшедший! Нет, нет, конечно, они не сказали ему, что здесь творится…

— Я должен предупредить вас, что вам грозит расстрел, — говорит следователь Юрий Ежов две недели спустя после мишиного ареста, утром 22 апреля, это опять среда. Светит солнце, и уже очень тепло, очень тепло для конца апреля.