Йоханнес Зиммель - И даже когда я смеюсь, я должен плакать…

И снова везде огромные изображения президента Саддама Хусейна из дерева, бронзы, мрамора, нарисованные на картоне в униформе, в гражданском, с оружием в руках, в окружении детей. Его любит народ, его почитает народ. Этот народ благодарен ему за восьмилетнюю войну против Ирана, за освобождение Кувейта, хотя оно и вызвало подлую — другого слова не подберешь — подлую операцию «Буря в пустыне». Конечно, Саддам поднял цены на нефть. Это их и задело! Плевать им на права человека, плевать на свободу, речь шла о ценах на нефть! До того, как Саддам их повысил, он в течение десятилетий был любимцем американцев, которые продавали ему любое оружие для войны с Ираном. А потом, поскольку Америка разочаровалась в Хусейне, она начала эту видеовойну… умным оружием, которое якобы не убивает ни одного человека и попадает в любую цель с точностью до миллиметра.

Ни одного человека? Здесь калека на калеке. По меньшей мере, полмиллиона убитых. И что?

После этого якобы разгрома Саддам сильнее, чем прежде. Чихать он хотел на все комиссии ООН, которые прочесывают страну в поисках атомных установок, ракет и систем по производству отравляющих веществ, но не находят ничего!

— А это что?

— Это Махир-Сквер, мадам. Второго такого нет на всем белом свете. Огромная площадь возникла после 1940 года в результате сноса лачуг и сегодня является одной из площадей столицы с самым оживленным движением… Включи сирену, Али! — говорит генерал через окошко, проделанное в разделительной перегородке.

Еще и это! Как Миша ненавидит ее. Сирена! Она взвывает, на крыше «Мерседеса» мигают голубые и красные огоньки, все машины останавливаются, будто едет «Скорая помощь». Мелоди это нравится — беспрепятственно нестись сквозь хаос машин и людей, думает Миша, а я нахожу это чудовищным. Что случилось с моей Мелоди?

— …в центре Махир-Сквер памятник свободы, тоже единственный в своем роде, — декоративная стена в 50 метров длиной с символическими изображениями, выполненными в современном стиле…

Меня от этого просто тошнит, от этого чванства. Кроме того, вот снова проехали мимо развалины, о которой генерал ничего не говорит, а также о стольких оборванцах, босых детях, калеках. Нужно же войти в его положение, кому захочется говорить о калеках, бедняках или босых детях!

— …мечеть Абд-эль-Кадр-Гайлани двенадцатого века… минарет Суг-аль-Газиль… (и безногий инвалид, который передвигается в ящике с маленькими колесиками) …слева начинаются базары…

Город остается позади. Они подъезжают к живописной пальмовой роще. У ворот солдаты отдают честь, здесь опять цветы и дорожки из белой мраморной крошки. Потом взору открывается здание, выглядящее как роскошный отель. Сирена умолкает, мигалки гаснут, водитель «Мерседеса» тормозит, машина останавливается у края красной ковровой дорожки.

— Voila, правительственная гостиница!

Дверца открывается.

Генерал Самава помогает Мелоди выйти из машины, а солдаты отдают честь им и Мише, который чувствует себя идиотом. Трое важных чиновников в черных костюмах и серебристых галстуках низко кланяются, провожают их с Мелоди внутрь роскошного здания, Миша ковыляет позади Мелоди, смутно и с горечью думая: а калеки и бедняки, которых мы видели, где живут они? Я не хочу в эту гостиницу! Всю свою жизнь я прожил в простоте, меня тошнит от всего этого блеска и роскоши! Мелоди вроде бы объясняла мне в Москве, что нам здесь нужно что-то доделать, почему только я не могу об этом вспомнить? Должно быть, я перебрал этих пилюль! Нет, я не пойду туда, даже если все эти шаркуны будут еще больше гнуть спины! Пролетарии всех стран… Ах да, здесь это неуместно. Хорошо, я войду. Но с чувством протеста!

Потом, стоя в роскошном зале, он все же забыл о своем чувстве протеста и пролетариях всех стран. Какая тут роскошь, какое великолепие! Этот огромный зал с высокими стенами и лепными потолками выдержан в благородных тонах: только белый и золотой. Изысканная мебель, мраморный пол, устланный коврами, картины на стенах, кресла как троны (у Миши опять начинает кружиться голова), три стола, два из которых заставлены цветами (преимущественно орхидеи и розы), на третьем столе фрукты и сладости. Кондиционеры, ну и ну! Веранда выходит в пальмовый парк. Еще зал. Огромная спальня. Ай-ай-ай, тут мы опять будем любить друг друга. Конечно, две ванные комнаты. И цветы. Все это для жестянщика из Ротбухена под Берлином и отставной агентки ЦРУ и КГБ не то из Нью-Йорка, не то из Москвы!

— Как вам здесь нравится, мадам, мсье? — спрашивает генерал Самава.

— Очень мило, — сдержанно отвечает Мелоди. Мило! У нее железные нервы, думает Миша, пока они прогуливаются по комнатам, а служители (все в белом) приносят чемоданы.

— Теперь вам нужно отдохнуть, мадам, мсье. Расслабиться. Освежиться. Для меня была бесконечная честь и радость встретить и привезти вас. Сейчас я ухожу, мы увидимся позже. Мое нижайшее почтение, мадам, мсье… — Изящно пятясь, генерал покидает апартаменты.

Что он сказал в аэропорту? «Атмосфера „Тысячи и одной ночи“», думает Миша, собираясь распаковать чемоданы (как они убоги по сравнению с окружающей роскошью!). Но там уже стоят двое служителей, которые не позволяют ему, нет, он не должен этим заниматься, они сделают это сами. Ну, хорошо, это их обязанность, мысленно соглашается Миша. Вот и с пролетариями всех стран та же история. Как легко и приятно об этом забыть…

Миша, насвистывая, прогуливается взад-вперед по апартаментам. Какая красота! Когда он вступает в ванную, глаза у него лезут на лоб. Вот это сантехника! Тут «Кло-о-форм верке» из Вупперталя нечего делать со своими «Kronjuwelen», «Gran-Grasias», «Aphroditen», «Princesses» и всем остальным. То, что они выпускают, даже самое изысканное, просто смех по сравнению с тем, что здесь установлено!

Миша судорожно сглатывает.

Утопленная в пол ванна, конечно, Whirlpool, из сверкающего белого мрамора, вся арматура позолочена. То же самое умывальники. То же самое биде и унитаз. То же самое встроенные шкафчики, все с зеркалами, конечно! Нет, думает Миша, глядя на это бело-золотое великолепие, как далеко мы отстали от них, мы, воображалы! Мы должны смиренно преклонить колена перед здешним прогрессом, опустить голову и устыдиться. (Видите, как быстро люди меняют свое мнение и убеждения, отвращение на восхищение, все, и наш Миша тоже, — бытие определяет сознание!)

Теперь Миша ползает на четвереньках вокруг унитаза и биде — в конце концов, это его профессия, он должен знать, как все это устроено. Ах, автоматический смыв теплой водой (можно установить любую температуру по желанию), ах, нагнетатель теплого воздуха (тоже регулируемый), из насадок поступает вода, из насадок поступает воздух, нет, тут не нужны бумага, мыло и полотенце, тут только фонтанчики в биде и в унитазе и потоки сухого воздуха.