Натан Дубовицкий - Машинка и Велик или Упрощение Дублина. [gaga saga] (журнальный вариант)

Генерала Кривцова неприятно удивило то, что его никто буквально не узнавал. «Надо было форму надеть». Да и то сказать, давно уже Сергей Михайлович на службу не заходил, даже ветераны уже подзабыли о нём, а новички в лицо его никогда не видали, вот и не здоровались. Лишь выпивавшие в баре второго этажа по второму утреннему джину прокурор Двойкин, адвокат Куравлёв и обвиняемый/подзащитный Двойкин (брат прокурора), люди в сущности не свои, посторонние, вроде бы приметили генерала, да и то как-то невнятно, недружно.

— О! — сказал прокурор.

— Чё? — спросил Двойкин.

— Кривцов никак идёт! — сказал прокурор.

— Это который из районо? — равнодушно поинтересовался адвокат.

— Да нет! Который отсюда. Начальник милиции!

— Да ты чё!

— Полиции!

— Не может быть. Он же после обстрела в аэропорту вообще зарёкся из дому выходить. Убьют же его.

— До вечера, случись, к примеру сказать, доживёт? — спросил один Двойкин другого.

— Да доживёт, чего не дожить. А вот до утра вряд ли дотянет, — сказал другой Двойкин.

— И до вечера не доживёт, тут две трети управления на Кетчупа работают, а треть на Аслана. Вот те крест, к бабке не ходи — оба знают уже, что он из бункера вылез. Забьют прямо здесь, прямо щщас, к бабке не ходи, — возразил Куравлёв.

— Ну не две трети, и не треть, да и кто из их нукеров сюда сунется? Какая никакая, а всё ж полиция тут, — усумнился Двойкин.

— И совать сюда никого не надо. Они и так все здесь, нукеры эти, тут. Вот сам смотри. Видишь — Метелин, Плёнкин, Умоталов, Сморчко, сам знаешь — на сдельной у Кетчупа. А в этом коридоре, в кабинетах от 31 и 27А до 46-го и дальше все в той курилке и вплоть до этого бармена — аслановские.

— Ну в 43-й комнате, допустим, Репа сидит, он ничей, честный пацан, — проворчал второй Двойкин.

— Ничей, потому как никчёмный, он не мент даже, а судмедэксперт, патологоанатом, что с него взять, кому он нужен, — цинически прокомментировал адвокат.

— Брось, он хороший мужик, настоящий профессионал, так мне аппендикс удалил, я даже не почувствовал, золотые руки, — защитил Репу Двойкин.

— Тут ты прав, Репа крут, ничего не скажешь, он моей Таське такую пластику сделал, нос вот так приподнял и тут вот перед ушами убрал, как новая стала, — поддержал Двойкин.

— Слушай, у тебя этих Тасек три, кому из них он задрал — жене твоей, любовнице или дочери? — попросил уточнить Куравлёв.

— Жене, жене, дочери он гланды удалял. Тоже классно, руки, точно, золотые. А с той Таськой, которая любовница, я уж давно расстался. Он, кстати, и её лечил, уже только не вспомню, от чего.

— Конечно, медик он неплохой, тренируется на трупах каждый день… — не хотел оставлять цинического тона Куравлёв. — Кстати, о трупах. На что спорим, доживёт Кривцов или недоживёт…

Сергей Михайлович вошёл в свою приёмную, Подколесин вмаршировал в неё следом за ним. В приёмной за столом бдительно бездельничала, шурша тяжёлыми бархатами рубах и штанов, пожилая незнакомая секретарша с такими огромными круглыми и сверкающими глазами, что Кривцов принял их с первого взгляда за какие-то очки. У стола стоял дежурный офицер (генерал узнал старшего лейтенанта Прибаутова), слушая аудиокнигу из небольшого плеера. Офицер заканчивал полицейскую академию и писал изысканную дипломную работу под названием «Анализ особенностей следственных действий и уголовного розыска в середине XIX в. по роману Ф. М. Достоевского Преступление и Наказание». Теперь он изучал легендарный роман, но по ошибке купил диск не с Преступлением и Наказанием, а с Братьями Карамазовыми. Разницы он, впрочем, не уловил, поскольку вообще впервые слышал Достоевского, а уголовного розыска и в этом произведении вполне достаточно для самого глубокого анализа.

— Вот что, Алёша, быть русским человеком иногда вовсе не умно… — слышалось из плеера.

Прибаутов глядел на секретаршу, секретарша на Прибаутова, оба даже не заметили своего начальника. Кривцов прошёл быстро в свой кабинет, за ним, погрозив пальцем Прибаутову, проскочил Подколесин. Прибаутов глядел на секретаршу.

В кабинете генерал столкнулся с целой толпой людей, разом вдруг заговоривших с ним со всех сторон.

— Здравия желаю, товарищ генерал, — протянул руку фон Павелецц.

— Хорошо, что пришли, мы уже хотели за вами посылать, — сказал тунгус, внимательно разглядывая генерала. — У вас давление высокое, по лицу видно.

— Здорово, Михалыч, — улыбнулся сидевший на диване Человечников.

— Отпустите меня, я домой хочу, — воздыхал небрежно брошенный на стул Аркадий Быков.

— Вот моё удостоверение. Вот ещё бумага, смотрите, кем подписана. Вы, товарищ генерал, обязаны оказывать мне содействие. Моя фамилия Острогорская, — Маргарита приступила к Сергею Михайловичу. — Я нахожусь секретно в городе уже несколько дней. Но нет никакого смысла и никакой возможности скрывать нашу миссию ещё хотя бы одну минуту. Вы должны всё знать. Нам известно, что пропала ваша дочь. Нам также известно, что задержанный Быков оговорил себя, поскольку его били в камере, ему угрожали, его заставили взять на себя вину по делу об исчезновении Велимира Дублина.

— Павелецц, гнида, настучал, — подумал догадливо Кривцов. — Так вот ты какая, Острогорская… А тот узкоглазый тунгус, значит. А мне, значит, кирдык.

— Вы хотите, генерал, сами послушать, что говорит задержанный Быков? — посмотрела генералу в голову Острогорская.

— Да нет, зачем же, — застенчиво подумал Кривцов.

— Чего молчите? — впилась ему в мозг стальным голосом Маргарита.

— Да нет, зачем же, — застенчиво проговорил Кривцов.

— Конечно, Быков личность тёмная и, кажется, скверная, но он ли тут виноват? — спросила Маргарита генерала.

— … — уставился в пол генерал.

— Мы с Великом на рынке были, в палатку зашли пива попить. Ну это я пиво попить, а он мороженого поесть. Но мороженого в той палатке не оказалось. Это недетская палатка была, для взрослых, пиво только и плов. Ну я его отпустил за мороженым. Дал ему сто рублей, он ушёл. И не вернулся. Я искал, искал, бесполезно. Домой вернулся, ждал, ждал, нет его. И до утра нет, и утром нет. Я испугался — что отцу скажу? — и сбежал в Карелию, — воздыхал Аркаша.

— А чего вы верите-то ему! Нашли кому верить. Сами говорите — тёмная, скверная, а сами верите, — заверещал из-под генерала лейтенант Подколесин.

— Мы ему не верим. Но мы и вам не верим. Вы сколько дел о пропавших детях за последние годы не раскрыли и замотали? — ответил тунгус. — Мы идём в открытую. Вам не верим, но мы коллеги, вспомните об этом. И у вас есть предписание нам помогать. И мы вам готовы помочь — Машинку разыскать. Будем сотрудничать с вами. Делиться любой информацией. Но то же самое обязываем делать и вас. Не станете — пеняйте на себя. Найдём в ваших действиях или в вашем бездействии состав преступления — будете отвечать. Будете сотрудничать — наказание будет смягчено. Так что спешите искупить вину, потому как, сдаётся мне, вина на вас есть.