Ольга Покровская - Темный оборот луны

-- Замолчи! - Галя ткнула ее обратно, лицом к коленям, и огляделась по сторонам. - Я ничего не слышала! Тебе приснилось это, поняла? Уродина ты химическая... Забудь! Не было ничего! И я ничего не знаю!.. Язык проглоти, поняла? - Инна, плаксиво скривившись, кивнула и заканючила что-то о том, что ее вырвали из привычной обстановки.... - Чтоб ты из дома вообще никуда не вылезала! Ясно? Рот пластырем заклей! Все, все... - она вскочила и, все еще держась за щеки, попыталась успокоиться. - А я тебя вообще не знаю, - тихо бормотала она, медленно приводя себя в норму и как будто прислушиваясь, насколько нормален собственный голос. - Мало ли родственников... седьмая вода на киселе. Я ничего не знаю. Я с тобой не общаюсь. Я не к тебе сюда пришла.... У меня свидание... важное свидание, между прочим, - она поправила волосы, глядясь в черное стеклянное отражение окна. - Потому и нервничаю. Меня по телефону достают, у меня свидание... все в порядке, - она схватилась за сердце. - Ох, господи. Выпить, что ли... нет, хуже будет. Сейчас... сейчас мы себя в порядок приведем, - она поправила свитер и неуверенной походкой пошла из комнаты. В дверях она обернулась. - А ты домой! И не чирикать! Ты меня не видела!

Оставив на месте Инну, которая правда, не послушалась приказания и, как сидела, никуда с дивана не сдвинулась, она удалилась в соседнюю комнату, пройдя мимо Сергея, который демонстративно старался на нее не смотреть, впрочем, она его вообще не заметила. В комнате что-то отмечали, пили вино, чай, и Ленка, которая не так давно одалживала Гале ключи, старательно мазала один за другим бутерброды со сгущенкой и раздавала присутствующим. Общее внимание привлекала интересная личность, которую все звали Максом: это был молодой человек в драной и сильно засаленной трикотажной робе, порванной на плече, и протертых на коленках брюках. На шее висело, продетое, через веревку, обручальное кольцо. Макс был небрит, его бесцветные волосы торчали перьями, а глаза смотрели куда-то глубоко в обратную сторону, внутрь личности.

-- Макс, - подзадоривали его присутствующие. - Скажи тост! Ну, скажи тост!

Скоро уже вся команда почти что кричала хором:

-- Макс, пожалуйста, скажи тост!

Макс, сжимая в ловких, тренированных на какой-то постоянной работе пальцах стопку водки, неторопливо поднялся. Глаза его смотрели на прозрачную капельку, стекавшую по стеклянному краю, но взгляд был обращен по-прежнему в одному ему ведомые дали. Все затихли, ожидая злорадно ожидая речи, которая, судя по кровожадности взглядов, не могла быть произнесена в принципе, по каким-то органическим показателям. Даже Ленка, пряча улыбку, замерла с ложкой в руке.

-- Ну, - сказал Макс, наконец выдохнув. - Энтер!

С этим коротким тостом он решительно опрокинул содержимое в рот и спокойно сел на место. Общество тоже вздохнуло и весело зашевелилось. Возобновилась прерванная беседа, шкафообразный Костик передал Гале стакан с отколотым краем, предварительно дунув в него, так что Галя, взяв в руки предложенный предмет, внимательно и придирчиво рассмотрела его изнутри (могли использовать в качестве пепельницы). Потом Галя оглянулась по сторонам - в кресле у двери развалился Миша, еще в комнате были две знакомых пары, и еще двое незнакомых мужчин разговаривали у темного незанавешенного окна с широким подоконником, причем по их разговору нельзя было понять - знают ли они друг друга с детства, или познакомились десять минут назад.

На улице тихо мелькали огоньки, несколько раз по очереди взвыли разноголосые сирены автомобильных сигнализаций (Это у нас школьники, - пояснил Миша, - машины раскачивают. Мимо пройти не могут, детки фиговы...), кто-то из гостей вспомнил собственное детство, и Гале, незаметно устроившейся среди подушек на диване, тоже вспомнилось собственное мирное детство, и она с удовольствием слушала рассказы о школьных подвигах и пионерских лагерях, узнавая, как в зеркале, уютные картинки собственного прошлого. На их фоне ей было легче себя успокаивать и убеждать, что все в порядке, и ничего особенно страшного не происходит.

-- Я свой родной пионерлагерь завода имени Орджоникидзе, - рассказывал Костик. - Два раза покидал раньше срока. Один раз, когда мы пошли ночью в соседний отряд, унесли у них всю обувь и на дереве у столовой развесили - они тогда утром на линейку не вышли, а это ЧП. Мы на них злы были, потому что они, сволочи, мазались не пастой, а зеленкой. Один у них как-то нашему парню одному ночью зеленкой на лбу, извините, неприличное слово написал - мы ему утром этот лоб еле оттерли, красный был, как будто кирпичом по нему скребли. Я под раздачу попал, потому что меня накануне ночью поймали в туалете с тюбиком зубной пасты. Я ее в горячей воде размягчал. Решили, раз я по ночам мазать хожу, то с обувью тоже я балуюсь. В общем-то правильно решили, да и вообще у меня репутация была еще та... А с пастой мы садисты были, нам же не просто намазать, а самое интересное, если спящему в руку пасты напустить, а потом по щеке соломинкой провести. Он тогда спросонья по щеке рукой хрясь! Бабах! А второй раз, когда мы с одним парнем поспорили, он выпил на спор одиннадцать стаканов кефира. И выиграл. Но на следующий день загремел в изолятор с подозрением на дизентерию, и весь лагерь закрыли на карантин. А когда выяснили, что почему, нас обоих из лагеря вышибли. И в третий раз тоже хотели выгнать, когда я уже большой был, в первом отряде. У нас был конкурс инсценированной песни, а мы поставили запрещенную - у нас в лагере такие запрещали - "Где среди пампасов бегают бизоны" - а я изображал молодого ковбоя, который с креолкой на песке. Так мы это дело хорошо изобразили, что наш воспитатель глаза свои запойные протер и в крик. Но директор у нас был политик известный, обострять вопрос не стал. Зачем ему за амораловку отвечать? Так нас и оставили, хотя мы тогда уже совсем распустились. Помню, я как-то у вожатой парик утащил, и мы пошли девок пугать...

Все по очереди стали обмениваться подобными историями, которые было так приятно вспоминать.

В таком расслабленном состоянии компанию застал Виталик, ворвавшийся в квартиру с нетерпеливым повторением трелей звонка. Открыл ему Миша.

-- Ааа... - протянул он без особого интереса (Виталик горячо дохнул на него, разогретый быстрой ходьбой). - Как там погода?

-- Не знаю, - отрывисто сказал Виталик, сам удивляясь справедливости того, что говорит. - Не заметил.

-- У тебя часом хлеба нету? - спросил Миша. - А то еды вроде принесли, а хлеб кончился.

-- Нету, - сказал Виталик, сбрасывая пуховик, хотя Миша пока не предлагал ему ни раздеваться, ни проходить (по забывчивости).

-- Ну, тогда сейчас за ним пойдешь, - сказал Миша.

-- Угу, - ответил Виталик, резкостью тона подчеркивающий невозможность подобного предложения. Он окинул взглядом вешалку, убедился, что свободные крючки придется искать, далеко засунув руку в ворох чужих одежд, и свалил свой пуховик Мише в руки. - Галка здесь?