Ольга Покровская - Малая Бронная

Получал он не так уж мало, но Вероника, привыкшая не считать денег, все никак не могла научиться управляться с хозяйством на такую ограниченную сумму. Она не жаловалась, не корила его за низкие заработки, изо всех сил старалась перестроиться, перекроить саму себя. Но Володя замечал, с каким отвращением она штопает легчайший, невесомый чулок, щурясь и ругаясь шепотом. Как передергивает ее, когда она пытается вилкой выковырять прогорклый синеватый жир из магазинных котлет. И на душе становилось муторно и тоскливо.

Нет, он знал, конечно, все эти душеспасительные пословицы про рай с милым в шалаше и даже разделял подобные убеждения. Вот только… Вот только он полюбил Веронику именно такой – беспечным, веселым, порхающим по жизни созданием, а не стойко переносящей невзгоды труженицей. Ему нравились ее беззаботный смех, ее мягкие выхоленные руки, ее младенчески нежные пятки. Нравились ее немыслимые наряды, украшения и духи. Каким же подлецом, низким бездушным типом он будет, если заставит ее стать обыкновенной, измордованной жизнью двужильной бабой. Последней каплей стало, когда он увидел, как Ника увязывает в наволочку свой полушубок, собираясь нести его в комиссионку. Еще пожаловалась, что придется тащиться на другой конец Москвы, не обращаться же к Инне. Он молча отобрал у нее сверток, выдернул шубку, встряхнул и повесил обратно в шкаф. Потом поцеловал Веронику в благоухающую лавандой щеку и отправился на работу. В этот день он впервые согласился взять левый груз.

– Ну что, Владимир, как работается? – маслено улыбаясь, подошел к нему Колобок. – Освоился уже? Всем доволен? Всего хватает?

И Володя, решившись, выпалил:

– Все хорошо, конечно, Федор Иванович, но в материальном отношении… Понимаете, у меня жена молодая, скоро будет ребенок… Деньги лишние никогда не бывают…

Колобок шикнул на него, воровато обернувшись по сторонам:

– Тише-тише! Что ж ты орешь на всю ивановскую. Это же вопрос деликатный, можно сказать, интимный. Но помочь можно, поспособствовать, так сказать… Ты зайди ко мне в обед.

Оказалось, все очень просто. Погрузить, что нужно, в машину, предъявить ребятам на КПП фальшивую накладную (как с ними договаривался Федор Иванович, Володя не знал, только они почти и не смотрели в бумажку, махали рукой, мол, проезжай, не задерживайся), отвезти груз по адресу и получить там, на месте, довольно внушительное вознаграждение. И никаких блатных явок и паролей, которые рисовало воображение, можно легко сделать перед самим собой вид, что ничего незаконного не происходит, просто выполняешь распоряжение начальника и получаешь дополнительную премию. Ничего особенного, обычный рабочий момент.

В первый же день, получив деньги, Володя после работы помчался на рынок, купил самые большие розы у самого толстого грузина, парной телятины, так мало похожей на буро-желтые мослы, которые выбрасывали иногда в гастрономе на Большой Бронной, помидоров, зелени, фруктов. Очень хотелось бы принести Нике еще какой-нибудь особенный подарок, но, к несчастью, Володя совсем не разбирался в том, где раздобывается вся эта женская мишура. Ну в самом деле, не дарить же нежной Веронике духи «Быть может» из магазина «Наташа».

Ника так обрадовалась покупкам, тут же принялась суетиться, мариновать мясо по какому-то особому секретному рецепту, резать помидоры, отщипывать от веток мелкий сладкий виноград. Володя, уставший после работы, смотрел на нее, растянувшись в кресле, и впервые за все эти месяцы чувствовал себя спокойным, уверенным в себе. Он справился, доказал, что сможет обеспечить любимой тот уровень жизни, к которому она привыкла, а значит, гори все огнем.

Вечером в среду, уже под конец смены, пришел состав из Китая, груженный холодильниками. Колобок кивком отозвал Володю, сунул в карман несколько купюр, коротко бросил:

– Загрузишь четыре штуки, отвезешь по адресу, потом можешь сразу домой. Договорились?

– Идет, – кивнул Володя. – А можно от вас позвонить?

– Это куда это? В ОБХСС? – зашелся мелким смехом Федор Иванович. – Да ладно, ладно, шучу, звони, куда тебе надо.

Володя набрал номер, вслушивался в протяжные гудки, представляя, как Ника в легком шелковом халате выпархивает из комнаты и летит по коридору к надрывающемуся на стене аппарату. Трубку сняли, сухой каркающий голос бросил:

– Да?

– Добрый вечер, – он узнал Инну. – Будь добра, позови Веронику.

Он слышал, как процокали по коридору Иннины каблуки, как стукнула она в дверь комнаты, а затем вернулась и сообщила:

– Ушла она. Что-то важное? Передать?

– Да нет, просто хотел сказать, что задержусь на работе, пусть не ждет, ложится, – объяснил Володя.

– Хорошо, передам, – холодно отозвалась Инна. – Будь здоров!

– Ты извини, – неожиданно попросил Володя. – За беспокойство… ну… и вообще…

Инна хмыкнула и, не отвечая, попрощалась:

– До свидания.

Он повесил трубку и направился к машине. Накладную свернул два раза и сунул в карман рубашки. Легко запрыгнул в кабину, включил зажигание. Мотор, металлически лязгнув, закашлял, зафырчал и только потом взревел как положено. Володя покачал головой, решил, что нужно завтра попросить механика посмотреть грузовик, и, петляя между длинными унылыми станционными строениями, поехал к воротам. Уже стемнело, с неба сыпалась мелкая голубоватая труха, он щурился, лавируя в темноте – половина фонарей почему-то не горела. Притормозил у КПП, нетерпеливо надавил гудок. Хотелось быстрее покончить со всем и вернуться домой, завалиться в постель, прижаться к теплой со сна Веронике, поцеловать ее в ложбинку шеи под волосами.

Из будки вышел какой-то парень, Володя почти не видел его в темноте, лишь смутный силуэт. Он сунул ему накладную, и тот почему-то пошел с ней обратно к крыльцу, туда, где тускло мигал фонарь. «Новенький, что ли? – с беспокойством подумал Володя. – Че он там мудрит?» В бледном свете сверкнули звездочки на погонах, парень возвращался.

– Будьте добры, откройте, пожалуйста, кузов, – сурово обратился он к Володе.

– Эй, командир, ты чего? – с неубедительным дружелюбием отозвался Володя. – Мне ехать надо, время поджимает. Как там в кино, а? «Цигель-цигель, ай лю-лю», – он делано рассмеялся.

– Откройте машину, – сухо настаивал парень.

Володя не знал, как действовать в подобной ситуации. Только сейчас подумал, что нужно было, наверно, получить у Колобка инструкции на такой случай, но уже поздно. Что же теперь? Суд? Тюрьма? Он не может, не имеет права! Не может оставить Веронику…

Действуя скорее инстинктивно, подгоняемый страхом ареста, он сделал вид, что собирается выйти из кабины и неожиданно с силой ударил парня тяжелой металлической дверцей. Тот, охнув, отступил, и Володя толкнул его в грудь ботинком, захлопнул дверцу и ударил по газам. Машина, взревев, понеслась вперед, к закрытым воротам. «Если разогнаться как следует, створки не выдержат, распахнутся», – лихорадочно соображал Володя. А там, на темной пригородной дороге, он сумеет уйти. Свернет куда-нибудь в поселок, попетляет там, выскочит с другой стороны. Ничего, ничего, главное – оторваться. А что потом? Хватать Веронику в охапку и бежать, бежать из Москвы, схорониться где-нибудь в деревне, пока все не уляжется…