Ольга Покровская - Аркадиана

-- Ты - чудо, - говорит мне Вера, покачиваясь в мою сторону и дыша коньяком. - Ты просто чудо.

-- В перьях, - соглашаюсь я, тоскливо провожая Мишкину звездную от перхоти спину.

-- Почему в перьях? - спрашивает Вера.

-- Потому что так говорят.

-- А.

Мне как-то нехорошо. Причем я не пойму: то ли вообще, то ли после вчерашнего. Нужно идти домой, сварить жирный борщ и слопать две тарелки как минимум. Сил только нет варить. Коньяк был лишний... и Мишка лишний... все лишнее.

Капуста жестковата, но мы набрасываемся на борщ, как питомцы провинциального зоопарка на объедки. Заметно лучшеет. Природа вокруг как-то гармоничнее... Вера заливисто хохочет.

-- Ну ты его удивила! - ну ты его прямо по-ра-зила! - она снова закатывается. - Надо было еще... - и она фантазирует, что надо было сделать, нечто такое, от чего краснеет, приближаясь к ценным породам дерева, даже мой дровяной шкаф. - Надо было еще нам двоим договориться, и с двух сторон... Ой, уморила!

-- Это был экспромт, - оправдываюсь я. - По ситуации. Человек спал. Надо же было его разбудить. Может, ему теперь и в самолете не так страшно...

-- Нет, здорово! Здорово! - кричит Вера. - Теперь он уж точно тебя не забудет.

Раздается звонок в дверь. Мы замолкаем. Когда я открываю, откуда-то чуть не валится Валентина Михайловна, которая всем телом норовит оттеснить меня от дверного проема, чтобы заглянуть в квартиру.

-- Нина, - говорит она с лицемерным испугом, напирая на меня своими формами. - Что такое, кому-то плохо? У вас такие звуки...

Так я и поверила. Когда действительно плохо, тебя не дозовешься... В переводе это тонкий намек на то, что мы ей мешаем - заодно со следовательским интересом.

Тут раздается сиплый приглушенный голос у меня за спиной.

-- Товарищ! Заходи, товарищ!

Я оборачиваюсь. Вера подмигивает одним глазом и приглашающе гребет руками, как пловец, лишенный бассейна. Валентина Михайловна, воспользовавшись моим недоумением, вторгается в прихожую.

-- Товарищ! - сипит Вера. - Дай денег на подпольную типографию!

Валентина Михайловна, сделав поворот в воздухе на сто восемьдесят градусов, вылетает как ошпаренная. Я виновато бормочу ей вслед:

-- Извините, она так предана нашему делу, так предана...

Оставшись вдвоем, мы валимся на диван и хохочем минут пять. Потом громко и довольно поем "Вихри враждебные веют над нами". Процесс увлекает - сто лет я среди этих ревнителей общественного порядка не пела во весь голос. Напоследок исполнив "Последний матрос Севастополь покинул" мы достаем карты и играем в подкидного. Проигравший кукарекает. Не знаю, как трактует Валентина Михайловна эти звуки. Боюсь даже вообразить... Кукарекать надоедает тоже, мы затихаем и лениво перебрасываемся картами просто так. Звонит телефон. Я сквозь зубы говорю "Алло", ожидая, что это еще кто-нибудь, недовольный фонограммой. В трубке слышен музыкальный грохот типа "бенц-бенц", пьяный смех, и нетвердый мужской голос хрипит:

-- Девчонки! Привет! А мы к вам сейчас придем...

У меня аж сердце обрывается с перепугу. Не хватало только пьяной компании. Абсолютно незнакомой к тому же. Этот голос я не идентифицирую.

-- Кто мы? - спрашиваю я. - И сколько вас?

-- Мы в тридцать втором. Мы сейчас придем, девчонки...

Я ничего не понимаю.

-- Вы куда звоните? - спрашиваю я обалдело.

-- Как куда? В двадцать пятый. Девчонки, не притворяйтесь...

-- Вы ошиблись, - говорю я с облегчением и вешаю трубку. Общага. Или гостиница какая-нибудь для гастарбайтеров. Телефонную станцию на Митинском рынке купили краденую, а программировал сантехник - другого технического работника не нашлось...

Не успеваю я отойти, телефон звонит опять.

-- Девчонки, - вкрадчиво говорит тот же голос. - Мы сейчас все равно придем.

-- Да ошиблись! - говорю я сердито.

-- Не притворяйтесь, девчонки. У нас есть шампанское. И дыня. Медовая дыня, узбекская... Лично выбирали на Алайском базаре...

-- С нитратами? - спрашиваю я из одного любопытства.

-- Какие нитраты! Чис-тей-ший экологический продукт...

-- Ну ладно, приходите, - соглашаюсь я и добавляю строго. - Только чтоб все были мытые и в чистых рубашках. Знаю я...

-- Девчонки... Обижаете... Мы сейчас...

Я вешаю трубку. Интересно, куда они придут, и кто их там встретит.

-- Что с нитратами? - с интересом спрашивает Вера. - Кто чистый?

Не успеваю я объяснить ситуацию, как телефон звонит в третий раз. Неужели уже пришли? Быстрые, неймется, видать...

-- О господи, - говорю я в трубку. - Ну что непонятно?

-- Непонятно-то чего? - спрашивает Ирка, не удивляясь ни секунды. - Когда за рыбкой придешь?

-- Сегодня, - говорю я, подумав. - Ир, когда узбекским дыням сезон?

-- Летом, - говорит Ирка, опять без промедления. Хорошо человеку, у которого есть ответы на все вопросы.

-- Это я без тебя знаю, - говорю я.

-- Что опять предлагают? - спрашивает Вера, когда я кладу трубку.

-- На этот раз камбалу, - отвечаю я. - Хочешь жареной камбалы?

-- Хочу! - кричит Вера.

Снарядившись, мы идем в поход за камбалой. Ирка смотрит на наши физиономии цвета бампера у электрички весьма скептически.

-- Да, тетки, - говорит она. - Глядеть на вас - аж душа радуется.

Потом мы возвращаемся, жарим камбалу, едим, запиваем остатками портвейна, в общем, блаженствуем.

-- Не вздумай идти ни в какую госконтору, - убеждает меня Вера. - Ты себе не представляешь, какие там извращенцы. Там ж ни одного нормального человека не осталось. Все, кто что-то мог, давно разбежались. Там одни нелюди... Я тебе скажу точно, с бандитами иметь дело куда проще. Конструктивнее...

Я киваю головой. Я и не собираюсь идти в госконтору. Я никуда еще не собралась. Но лучше иметь девять тысяч в месяц и ничего не делать, чем иметь меньше и работать. Меньше - потому что, думаю, Георгий Александрович немедленно отменит мое пособие, как только узнает, что я пристроена. За что ж платить-то - это Саше неудобно будет... приезжать вечером придется... да еще я буду усталая... нет, некачественные услуги солидные бизнесмены не оплачивают.

Когда от камбалы остаются одни кости, уже вечер и темнеет, Вера уходит. Я заворачиваю в бесплатную газету рыбные остатки и выхожу к мусоропроводу. На лестничной клетке обнаруживается, что еще не рассеялся сизый дым от моей готовки, и запах тоже соответствующий. Можно уверенно ждать, что кто-нибудь припрется с претензией, к гадалке не ходи. Я распахиваю дверь на пожарную лестницу, но на улице тихо, ветра нет, и проветрится, судя по всему, нескоро.

Я осторожно, стараясь не хлопать дверями и не греметь замком, возвращаюсь в квартиру, но в квартире не сидится. Каждую секунду я жду визита, который испортит мне настроение на весь оставшийся вечер. Проклиная свою трусливую натуру, я беру ключи, подумав, беру свой мобильный телефон (вдруг позвонит Мишка? Или Вера по его просьбе? Нельзя рисковать важными вещами) и сбегаю на пожарную лестницу. По моим расчетам, проветриться должно минут за пятнадцать, поэтому лишний раз проходить мимо подъездных церберов нет смысла.