Петер Зилахи - Последний окножираф

Киргизская конница смела хорватскую пехоту. На Пасху Иосип Броз, сержант Императорско-королевской армии, был взят в плен у Окна, что в Галиции. Ему в спину вонзилась пика. Окно — не только окно, но и местечко в Галиции. Он пришел в сознание в монастыре, где был развернут полевой госпиталь. Сестра привязала к его койке красную ленточку, это означало, что он не жилец.

Последний школьный урок истории, который я помню, был про Первую мировую войну. Андраш Пороги в красках живописал нам динамично меняющуюся картину политических и военных событий. Сараево, Масарик, маршал Фош, Босния и Бессарабия вместились в один урок. Мы хохмили, представляя распад монархии чисто физиологически. Но Пороги даже не улыбнулся. Вот тогда я и понял кое-что про историю.

Люди перепугались, они высыпали на улицу и встретились с тем, чего они так боялись. Но теперь это уже не страшно. Я иду к центру города по бывшему проспекту Тито, позади меня маршируют омоновцы. Если я остановлюсь, они пойдут дальше, о правилах вслух не говорится, но их знают все, и мы, и они. Сила действия равна силе противодействия. Толпа скапливается перед оцеплением. Как только нас будет больше, чем их, мы повернем обратно.

Окножираф: «Если ты идешь, я тоже иду. Если ты не идешь, я тоже не иду. Если бы человек умел летать, Петер перелетел бы через океан».

Третье протестное полнолуние. Луна взошла рано. В зоопарке у подножия крепости душераздирающе кричит павлин-альбинос. Наверное, его напугал треск льдин на реке. Или павлин-альбинос всегда так кричит? Кошмар. Даже голос у него бесцветный. Курьезы природы всегда украшали дворцы. В Лас-Вегасе два тигра-альбиноса стоят у входа в отель «Caesar’s Palace». Будь у меня выбор, я бы предпочел быть тигром-альбиносом в Вегасе, чем павлином-альбиносом в Белграде. Но выбирать не приходится. Гигантское чертово колесо вращается вхолостую, на нем никого, куда ни переведешь взгляд, повсюду — глубинный смысл, он захватывает и тянет тебя за собой. Под тобой золотые копи. Всего-то и надо — копать, пока не докопаешься до кельтских, римских, готских, греческих, аварских, болгарских, венгерских, сербских, хорватских, турецких, немецких, австрийских, русских костей, до костей всех европейских и азиатских народов, наемников и союзников, шведских, татарских, французских, швейцарских, мамелюкских, сирийских и персидских воинов, которые похоронены у подножия этой стратегически важной высоты. В ясный день отсюда можно и Византию увидеть. Кричит павлин-альбинос, он меряет меня своими безжизненными глазами. Потерянная душа.

Во сне два каких-то типа так меня отдубасили, что на следующий день я не мог встать с постели. Пришлось остаться под одеялом и продолжать смотреть сон. Они появлялись каждую ночь и угрожающим тоном спрашивали, как здоровье. Они еще спрашивают! Иногда они что-то черкали в моей истории болезней, но прочесть я не мог, потому что не мог встать с постели. Они оставили номер телефона, по которому я могу позвонить им во сне. Потом надолго пропали. Целыми неделями ничего не происходило. Я не выдержал, позвонил им, это я, сказал я, что вам надо? А, это вы, сказал один из них, опять вы, что значит опять, я звоню первый раз, конечно, конечно, все так говорят, кончится тем, что вы будете отрицать, что это ваш сон. Они попытались отделаться от меня и пожелали приятных сновидений, но я закатил им истерику, потребовал объяснений. Что здесь происходит? Тот, кто повыше, наклонился ко мне и прошептал, а вы правда хотите знать, и посмотрел мне в глаза своими мутным взглядом, тут я спохватился, бог мой, да ведь я с ними разговариваю по телефону, какие глаза, какой взгляд, но они быстро положили трубку. С тех пор этот номер все время занят. А может, я вовсе и не звонил им.

В семидесятых у группы «Камень на камне» был хит про Тито. «Если вечность существует, если имя есть у нее, то имя это — Тито».

Окножираф: «В дальних странах, где не бывает зимы, растут тропические леса. В тропических лесах гулять опасно». Тропические леса иначе называются джунглями. О джунглях см. также на буквы G и К.

В два часа ночи толпа начинает обратный отсчет, каждый час — Новый год, когда мы доходим до ноля, на шею мне вешается девушка, то ли блондинка, то ли рыжая, в оранжевом свете уличных фонарей не разберешь, но это не имеет значения, она уже повисла на шее у кого-то другого. Студенты читают скучающей милиции учебник по электротехнике, а также «Критику чистого разума». Когда заступает новая смена, оркестр играет пришествие святых, уходящий отряд публика провожает аплодисментами. Омоновцы стараются не попадать в ритм хлопков, но все-таки в результате возникает некая гармония, марш-марш, ребята в униформе садо-мазо, вооруженные до зубов. Новые парни идут в полусне, машинально, вихляют бедрами. Со строевой подготовкой у них неважно. В сторону оцепления отправляются заводные игрушечные солдатики, один упирается в омоновский ботинок и марширует на месте, другой проходит под щитами и под сдавленные вопли восторга движется по оцепленной территории, пересекая площадь. Офицер ОМОНа не замечает его, они вместе с игрушечным солдатиком маршируют бок о бок, маленькая заводная игрушка рядом с большой заводной игрушкой, два зайца на батарейках, которые работают, и работают, и работают.

«Окножираф»: «Мы, люди, не всегда были такими, какие мы сейчас. Сто тысяч лет назад человек был пещерным человеком». Пещерный человек не всегда был таким, какие мы сейчас. Ни один пещерный человек не был похож на другого пещерного человека, за исключением однояйцовых близнецов. Но даже и в этом случае мы ничего не можем знать наверняка.