Атанас Мандаджиев - Старт

— Полностью! Только об одном прошу: не запрещайте молодым подниматься в горы! Люди тянутся вверх, туда, где свободно можно дышать чистым воздухом, туда, где простор!

— Никаких восхождений! — Безличный голос режет по живому. — Люди сами откажутся. Из-за вас!

— Нет! Нет! Нет! — Деян распрямляется под натиском лавины бумаг. Низвергаются на него водопады папок, трамвайных колес, автомобильных шин, отчетов, обвинений…

Мертвые определяют бытие живых.

Слова Деяна утратили свое значение. Он человек, который сам себя устранил. Что бы он ни говорил, как бы ни разъяснял случившееся, он, единственный, избежал лавины.

Мертвые свидетельствуют против него. Он вне жизни, он — нигде.

Даже в собственных воспоминаниях нет ему покоя: в памяти лишь одно — его отказ!..

Во сне он видит, как лавина минует его. Он бежит навстречу ей, бросается вперед, а она, гривастая, грохочущая, минует его презрительной белой молнией.

Он — нигде. Ему не за что уцепиться.

Жизнью его завладела инерция. Вот он приходит во Дворец спорта.

Его останавливают на вахте.

— Я на альпинистскую подготовку! — отвечает он автоматически. И внезапно приходит в себя.

Вокруг — люди. Спортсмены — самонадеянный вид, импортная одежда. Все смолкли. «Альпинисты сегодня звучит как «самоубийцы». Неужели найдутся безумцы, желающие стать альпинистами? Не пора ли вообще запретить это? И этот наглец решается готовить новые жертвы?!

Но вахтеру все равно. Он пропускает Деяна-преподавателя.

Деян — в растерянности. Вернуться? Поздно! Подняться наверх, войти в наверняка пустой зал? Унизительно! Но, заметив укоряющие взгляды, он одолевает свою нерешительность.

Впервые он задыхается, поднимаясь по лестнице. Тяжкий груз.

Он протягивает руку. Там, за дверью, он знает, зияет зал, пустой, как пропасть. Никого!

Он входит. И только теперь внезапно осознает, какое поражение нанесено альпинизму, придававшему смысл его жизни! Не придет больше молодежь. Чистые порывы безымянных храбрецов прежних поколений погребены в лавине — не в снежной, а в бездушной бумажной.

Он поднимает глаза. Взгляд тяжелый, как камень…

Зал полон. Юноши в спортивных фуфайках, в свитерах… Никогда еще не приходило столько людей!

На лицах — молчаливая решимость.

Деян смущен. В зале звенит тишина.

Постаревшее, измученное лицо Деяна — навстречу юным, открытым лицам.

Полные слез глаза видят ясно лучистый отсвет на этих лицах, отсвет, идущий от тех, уже мертвых лиц!

Живые и мертвые, юность и зрелость — вместе. Их ничто не разделяет. Начинается восхождение на пик ЧЕЛОВЕКА!

В горле Деяна тает ледяной комок. Он начинает свою лекцию:

— Вот люди видят скалу. Останавливаются. Возвращаются назад. Нет пути. А ведь скала — это тоже путь. Из всех путей альпинисты выбирают самый трудный!

Что им нужно?

— Человеку нужно то, что не нужно ему! — сказал бы философ Асен.

— Камнем можно убить! Из камня можно воздвигнуть неодолимую стену. Альпинисты ступают на камень и держатся за него. Камень для них — ступенька на пути ввысь!

Преврати препятствие в опору, в трамплин!

Оно исчезло, странное существо МЫ. И после своей гибели претерпевает странные метаморфозы.

Нет, МЫ не можем умереть. Умирают только одиночки. МЫ бессмертны.

Есть у нас таинственная способность почти бессознательно распределять функции всех членов группы. Группа создает своих героев, своего поэта и вожака, своего насмешника. Группа окрашивает характеры в самые разные цвета.

Погибая, мы передали уцелевшим наш групповой код. И незаметно происходит между ними новое перераспределение функций.

Группа привлекает новых членов, растет, молодеет, видоизменяется, вбирая их в свое ядро.

Каков же он, этот код, этот первичный импульс?

Может быть, это пробуждение человеческого инстинкта преодоления слепого страха, самосохранения, эгоизма?

Нас много. Нас — бесчисленное множество. МЫ стали зорче. МЫ стали богаче на одну потерю.

— Э-эй! — несется наш возглас из пустого пространства смерти. Эхо проникает в сны неведомых нам, далеких и одиноких людей. Они вздрагивают. Что-то пробуждается в их душах.

Может быть, они найдут в себе силы оторваться от всего того, что не дает им подняться вверх.

Во сне я услышала этот возглас. Давно. Я долго глушила его в себе. А после и сама начала звать…

Какую функцию определяет мне существо МЫ? Я противостою ему и через это отрицание утверждаю себя. Я принимаю существо МЫ и тем самым отдаляюсь от него…

Странная догадка обжигает меня и тотчас рассеивается, тает, как залетная снежинка, растворяется в моей иронической улыбке:

Будущее! Принадлежит ли оно этому пчелиному существу МЫ?

Медленно и неуклонно МЫ создаем себя в таких вот противоречивых группах. Испытаниями и гибелью МЫ развиваем и закаляем инстинкты будущих МЫ, которые населят нашу планету, а может быть, и всю Солнечную систему. Только так будут существовать жители Земли, миллиарды на маленьком шаре, высокоорганизованные пчелиные существа МЫ, внутри которых функции строго распределены…

Господи, что за пчелиный улей у меня в голове!

Пятеро уцелевших связаны между собой теснее, чем прежде, в группе.

Сегодня они собрались на необычном киносеансе.

В пустом зале они увидят то, что было отснято оператором Славом. Они сами решились на эту муку.

Лица пятерых и Деяна озарены переменчивым сиянием снега на экране. Немая лента. Отрывочные кадры.

Возле домика в горах — собака сторожа. Знакомая овчарка Краси. Лохматый хвост и праздничная собачья радость. Чья-то рука протягивается, собака прыгает. Чья это рука? Любого из нас. А вот Краси кидается на вожака Найдена, будто хочет куснуть. Человеческая теплота этой сцены протестует против нелепых мелочных споров двух вожаков: Найдена и Никифора. Никифор чувствует, как острые зубы сходятся на его горле.

Какое это наказание — уцелеть!

Их конфликт был зеркален — я — ты, ты — я — вот она, правда! Я был бывшим вожаком, теперь ты стал бывшим. Тяжесть с твоих плеч переместилась на мои. Теперь я — на переднем плане. Я завидую тебе, мертвому… Пересечение в точке смерти!

Глаза Никифора широко раскрыты… Если бы я противопоставил себя ему, сколько было бы шума и подозрений… Если бы я просто протянул ему дружескую руку, я выглядел бы жалким в глазах соперника, то есть в его глазах, нет, в своих собственных! Если бы я поговорил с остальными, меня обвинили бы в том, что за спиной вожака я подстрекаю к разногласиям. Я ничего не сказал, молчал, я в числе виновных, я — главный виновник.

Да, Никифор теперь вожак и главный виновник. Исполнилась его тайная мечта: сместить соперника, напакостить ему, занять его место. Напакостил самому себе. Теперь он всю жизнь будет шагать во главе виновных, вести их по снежным уступам угрызений совести. Теперь никто и никогда не сместит его!