Атанас Мандаджиев - Старт

На экране — заснятая снизу — цепочка альпинистов. Вот они идут на фоне облаков по заснеженному гребню. Один за другим, вскинув лица навстречу простору, дружным энергическим шагом. Только оператора нет в кадре.

Деян приподнимается. Ему так хочется ворваться на экран, встать на их пути, крикнуть им… Но белую стену экрана не пробьешь!..

— Разве я не был честен? — Он обращается к самому себе. — Разве я не предупредил Найдена? Там, в саду, где вожак был заботливым садовником… Но нет!.. С таким же успехом я мог обратиться к его саженцам… Он ничего не понял!.. А остальные? Они поняли бы еще меньше!.. Набросились бы на меня… О, как прав был Гельвеций: «Незараженного общим безумием считают сумасшедшим!»

Но существует и другая, более страшная правда: «Никого не судят за пассивность». Наоборот. Вот оно, пресловутое умывание рук — не был, не участвовал. Суди теперь сам себя. Никто не облегчит твою участь окончательным приговором.

На экране Бранко жадно глотает режущий снежный воздух.

В зале шестерых душит мука. Они не в силах перевести дыхание. Не могут оторвать глаз от этого юного, сияющего в рассветном солнце лица.

Твой день рождения! Ты рождаешься в мир, и ты покидаешь его. Приветствуй солнце и простись с ним!

Вожак Найден шагает впереди. Четкий, равномерный шаг — мерило времени.

И вдруг Найден оборачивается к остальным. Что-то кричит. Губы шевелятся. Что он сказал?

Теперь, когда его лицо обращено к сидящим в зале, он может говорить все, и каждый из них слышит свое:

Вот Найден обращается к Деяну:

— Почему ты оставил нас?

— Не спрашивай… То, что я остался жить, — самое страшное унижение! — отвечает Деян самому себе.

Шевелятся на экране безмолвные губы:

— Никифор, почему ты не предупредил меня?

— Это была ошибка…

— Разве ты можешь ошибаться? — Найден едва уловимо улыбнулся.

— Вся моя жизнь — ошибка!

Рядом с Суеверным — костыли. Он слышит:

— Сумей извлечь пользу из своих ошибок!

— Что мне в жизни осталось, кроме костылей?

— Преврати их в крылья! — произносят немые губы.

На экране — человек, присевший на корточки. Поэт. Затягивает шнурок ботинка. Нервные, неуклюжие пальцы. Он раздражен. На лице — выражение комичного недовольства. Если бы он сейчас увидел себя, он бы понял:

На экране — Дарин снежный гротеск. Словно театр теней на фоне снега — ее угловатые убыстренные движения.

Но в зале никто даже не улыбнется. Эта пантомима теперь звучит пронзительным призывом: опомнитесь!

Вот ладонь Дары тянется к глазу камеры и размазывает свой собственный образ, словно хочет этим необузданным жестом заглушить тревогу.

Асен! Он глотает снег. С наслаждением глотает холодную пресную влагу.

В зале Дарино лицо озарено светом. Ненасытно впитывает она взглядом облик того, кто привел ее в горы. Слышит его голос:

— Усталость для человека — великое благо! Только усталость дает возможность насладиться глотком воды, нежностью дуновения ветерка, силой любви с первого взгляда.

Асен вскидывает руки. Это его жест!

— Омниа меа мекум порто! Все свое ношу с собой! И более ничего! Даже смерть не может ничего отнять у меня. Я не боюсь смерти! Тот, кому нечего терять, ничего не боится!

Насмешник и не подозревает о следящем за ним киноглазе. Как он сгорбился. Каким грустным кажется его лицо! Только теперь мы понимаем, как тяжело быть насмешником! Нет ничего тяжелее!

А на экране чьи-то ступни, Человек напрягается. Шагает. До того, последнего, момента, когда шаги его навсегда затонут в снегу.

Метель. Связки. Силуэты двух влюбленных. Горазд и Зорка в призрачной снежной вуали.

В зале светится бледностью лицо Андро. Он смотрит как загипнотизированный.

Вот он, его единственный горизонт, фигуры этих двоих. Они шагают друг за другом, они неразделимы, почти слиты воедино. И вдруг… Андро заметил… Одна, увеличенная до боли деталь!

Девушка украдкой смотрит назад. В его сторону? Может быть, она не забыла его? Страдала оттого, что заставила его страдать!

Слав успел запечатлеть этот миг. Подарок для Андро!..

Мы представляем себе, как оператор снимал нас, как подкарауливал характерные мгновенные жесты. С какой любовью он шел рядом с нами! Как жестоки были мы со своими насмешками!

Как бы мы хотели теперь увидеть его! Но его нет. Он снимал только нас и никогда — себя! Даже для того, чтобы доказать, как высоко в горы он поднялся! И как это никто из нас не догадался схватить камеру и хотя бы в шутку щелкнуть его! Теперь мы ищем его на многоцветном экране наших воспоминаний! Это был наш самый лучший товарищ, он никогда не обижался на обидное наше пренебрежение! Он был самый смелый из нас. Неопытный, он бесстрашно шагал за нами, опытными! Он был поэтом, непризнанным поэтом! С каким лиризмом, с какой любовью ловил он беглые мгновения… Мы представляем себе:

Вот он, приседая на корточки, перебегая с места на место, снимает парады, речи и прочие документальные кадры. Рабочий день окончен, он повисает в дверях автобуса — камера через плечо. Он догоняет своих друзей-альпинистов. Он будет снимать их. А они все подшучивают:

— Ты самое интересное пропустил! — Дара пренебрежительно машет рукой, удерживаясь на скальном карнизе.

— Самое интересное — впереди! — Он улыбается.

Он снимает, снимает, повиснув на веревке, самые невозможные позы, невероятные ракурсы. Он забивает колышек, крепит свою жизнь между вершиной и пропастью.

Перед нашими глазами теперь проходят последние его кадры. Он сам уже не увидит их!

Замерзший водопад. Где это? Мы прошли мимо такого чуда! Только теперь мы прозреваем! Белоснежные бороды сосулек. В онемелых ледяных языках скован говор воды. А Скульптор, слепой, проходит мимо этого памятника вечному движению, уловленному в миг верховного его застоя.

Котловина дымится мглистыми туманами. Так вот что нас окружало! Настоящий Апокалипсис! Огромный лунный кратер! Кипучий ледяной вулкан…

— Где это? — шепчет Суеверный.

Лицо его перекашивает внезапный проблеск, рожденный белым экранным снегом. Страх и торжество переполняют его — мы дерзнули ступить туда! Вопреки снам, вопреки самой нашей природе! Вопреки всему!

Шестеро в зале поражены очевидностью. Они зашли слишком далеко. Они уже не могли вернуться назад прежними!

Рад ступает с закрытыми глазами. Все глубже погружается в белый сон.

Зернистая структура снега, лавинообразующего снега бьет нас, словно камень, обличает нашу небрежность. Крупный план…