Дмитрий Евдокимов - Добрые времена

Неожиданно директора Дома культуры перебил Разумов:

— Послушать вас, то все, как в песне — «все хороню, прекрасная маркиза». Что, может, Бессонов напутал что-нибудь? И в кружках полно молодежи с завода, и спектакли ставите, и дипломы получаете?

Ромов ничуть не смешался:

— Понятно, Сергей Михайлович. Я уже говорил товарищу Бессонову, что очень люблю критику...

Изумленно вскинул голову Угаров:

— Первый раз вижу человека, который бы любил критику. За что ее любить? Ведь это неприятная штука, против шерсти гладят. Не любить критику надо, а реагировать на нее!

— Позвольте, я и реагирую.

— Интересно, как? — прищурился Угаров.

— Утром сегодня провели собрание всех сотрудников Дома культуры, обсудили заметку и постановили... — Ромов сделал интригующую паузу и с пафосом закончил, — что все это неправда!

Хохотали все. Даже суровая Чалова содрогалась всем телом, закрыв лицо руками. Неожиданно веселье прервал прозвеневший металлом голос обычно мягкого Разумова:

— Товарищ Ромов, вы хоть чувствуете, что это над вами смеются?

Директор Дома культуры, начавший было смеяться вслед за всеми, начал растерянно озираться:

— Надо мной?

— Именно над вами, — жестко продолжил Сергей Михайлович. — Неужели вы сами не видите, сколь низок уровень ваших самодеятельных коллективов? Слушаешь их выступления и порой краснеешь от стыда. А вечера чествования победителей? Извините, но более унылое зрелище трудно представить. На танцевальных вечерах — грязь, пьянство. Мы ведь сюда вас пригласили не для того, чтобы высечь. Ждали каких-то конструктивных предложений. Но раз вы не понимаете, разговаривать бесполезно...

— Я хотел сказать... — пролепетал Ромов, но секретарь вновь махнул рукой:

— Садитесь. Вы уже все сказали.

Романа вдруг кольнуло острое чувство жалости к этому человеку, вмиг потерявшему свою вальяжность. Еще раз он ощутил ту тяжесть, которую принял на себя, взяв смелость судить поступки человека.

— Товарищи! — обратился Разумов к членам парткома. — У кого есть что сказать по существу проблем, поднятых в статье? Ирина Петровна?

Чалова многозначительно выпятила вперед ярко накрашенные губы.

— В целом статья правильная. Конечно, Дом культуры работает плохо. Но вот насчет того, чтобы заседания парткома или завкома там проводить, по-моему, — перегиб.

Романа подбросило, будто взрывной волной:

— Я совсем не так писал.

— Но можно так попять, — процедила Ирина Петровна.

Сергей Михайлович укоризненно посмотрел на нее:

— Вспомни, ты сама-то давно там была?

Чалова смешалась:

— Ну, с месяц назад. Когда лекция о международном положении была...

— Правильно. Потому что сама ответственной была. И я, к стыду своему, только на каких-то мероприятиях бываю. И вот он тоже, — Разумов кивнул на Угарова.

Потом его взгляд остановился на Любимове:

— А комсомол наш, извините...

Роман впервые увидел Любимова покрасневшим.

— Мы бываем...

— Бываете, — проворчал Сергей Михайлович. — Вы хозяевами должны быть, а не гостями. Дневать и ночевать в Доме культуры. Где молодежные вечера? Где диспуты? Так что, дорогие товарищи, мы должны поблагодарить товарища Бессонова за умную принципиальную статью и должным образом отреагировать на критику. Конечно, не так, как товарищ Ромов...

— У тебя вся спина белая! — изрек Аркадий, когда они утром выходили из общежития, и Роман вспомнил, что сегодня первое апреля! Он подмигнул Немову:

— Сегодня разыграем кой-кого!

— Кого кой-кого? — ревниво встрял в разговор Аркадий. — Я тоже хочу.

— Ладно, — смилостивился Роман, — приходи и ты в редакцию.

В общей редакционной комнате царило веселое оживление. Василию Федоровичу удалось разыграть машинистку Татьяну Ивановну. С ворчливым видом он заявил ей, что-де все бабы с ума посходили, с раннего утра толпятся у универмага, говорят, что обещают что-то выкинуть. Татьяна Ивановна выслушала все это вроде бы невозмутимо, но лишь Василий Федорович вышел, она стремглав бросилась к Самсонову отпрашиваться, чтобы навестить неведомо откуда взявшуюся больную тетку.

— А ты, Роман, еще никого не разыграл? — спросил, смеясь, Николай Иванович.

— Сейчас сделаем, — заулыбался тот. — Значит, Аркадии, лети в комитет, будешь наблюдать за реакцией, потом доложишь. Женька, давай!

Евгений набросил на трубку носовой платок, набрал номер и зычным голосом произнес:

— Геннадия Сергеевича, будьте добры. Ах, это вы! С вами говорит председатель городского комитета ДОСААФ. Вы знаете, что 12 апреля — день космонавтики? Читали? Принято решение провести городской праздник. Прошу срочно выделить 50 активистов, умеющих прыгать с парашютом. Да, да, будем сбрасывать. Да нет, не опасно. Сбор завтра, в 8.00 на городской площади. Нет, нет! Лучше побольше девушек, желательно хорошеньких.

Роман молча показал кулак — Евгению явно перебарщивал. Через минуту в комнату влетел задыхающийся от смеха Аркадий. В изнеможении он упал на стул:

— Ой, не могу, воды! Он вызвал Юлю... — Аркадий опять закатился и сквозь слезы выдавил, — и велел составлять списки... Ой, не могу...

Сидя спиной к двери, Аркадий, естественно, не видел, что на пороге появился Любимов.

— Нет, так купиться, — все еще рыдал от смеха Аркадий.

— Выговор! С предупреждением! — гаркнул Любимов.

Роман и не подозревал, что лицо Аркадия может так мгновенно измениться. Из круглого, как блин, оно вдруг стало огурцевидным. Маленькие глазки, казалось, выскочат из орбит. Он мгновенно вскочил и, согнувшись, казалось, собирался нырнуть под стол. Однако, услышав, что все дружно смеются, захохотал громче всех сам.

— Я сразу догадался, что это Романа проделка! — сказал Любимов. — Ну, погоди, я тебе тоже сюрпризик преподнесу.

— Откуда ты догадался, что моя? — удивился Роман.

— Достаточно было взглянуть на его руку, — Любимов показал на Петрова.

— Эх ты, предатель! — укоризненно покачал головой Роман. — Ну, ладно. Не будем отвлекаться. Кто у нас на очереди?

— Начальник пожарной охраны, — отрапортовал Немов.

— Давай!

Евгений вновь набрал номер телефона.

— Иван Сидорович? Привет, Сапогов из отдела кадров. Тебе кадры нужны? Тут пришел один. Говорит, что по вашему методу подготовку прошел. Какую подготовку? Говорит, тридцать шесть часов подряд может спать. Какие шутки? Кто издевается?

Немов положил трубку и горестно покачал головой:

— Обиделся. Говорит, будет жаловаться директору. То-то Сапогов удивится...

Не случайно говорят: много смеха — не к добру. Еще не прекратилось веселье, когда в комнату вошел Самсонов.

— Смеетесь, орлики. Смейтесь, смейтесь, — сказал он замогильным голосом.