Дмитрий Евдокимов - Добрые времена

Все засмеялись. Поднялся Угаров.

— Ну что ж, товарищи. Будем, наверное, заканчивать. В том, что здесь говорил Немов, многое, конечно, от полемического задора молодости. Мало еще он поварился в нашем заводском котле. Вот ему и кажется, что можно все проблемы решить единым махом. Завод — это очень сложный организм, все очень взаимосвязано. Нельзя ведь, скажем, отбросить вопросы снабжения, когда мы вместо одного металла, положенного по технологии, получаем другой.

— И другому-то рады! — заметил Пал Адамович.

— Да, рады любому, — подтвердил Угаров. — А это сразу влияет на трудоемкость изготовления деталей. Больше уходит в стружку. Да много и других вопросов, о которых не надо тут говорить. Начальники цехов и так прекрасно все знают. И тем не менее зерно в выступлении Немова есть. Вопрос нормирования, конечно, больной, прямо скажем, что это слабое паше звено. Ну, а насчет зарплаты, она же растет из года в год. Взять вот сборщиков. Они план не выполняют и все равно не меньше двухсот-трехсот зарабатывают. Куда же дальше?

— Я и говорю, — снова вскинулся Немов. — У нас заработная плата не является заработанной!

— Ну, ну, ты уже все сказал! — одернул его Разумов.

Угаров, вроде не услышав реплики Немова, продолжал:

— Главное для нас — это исполнительская дисциплина! В данном случае мы имеем просто вопиющее нарушение дисциплины, и оно не должно оставаться безнаказанным. Партком поступил совершенно правильно в отношении Терновского. Но этого мало. Необходимо, чтобы данное ЧП было обсуждено на цеховом рабочем собрании. Думается, что и в других цехах следует обсудить вопрос о дисциплине...

Когда Роман выходил из зала, кто-то сзади взял его мягко за локоть. Он оглянулся и увидел Андрея.

— Спешишь? — спросил Крутов. Хотя он и улыбался приветливо, глаза его были грустно-растревожены.

— Да вроде некуда! — ответил Роман.

— Прогуляемся?

— С удовольствием.

Они шли не торопясь по улице, переступая через бурливые ручьи, вокруг которых толкались галдящие мальчишки, пускавшие палочки разной величины, долженствующие, видимо, изображать кораблики.

— Пойдем к мосту, — предложил Андрей, — говорят, сегодня ледоход должен начаться.

— Разве это можно предсказать? — удивился Роман.

— Эх ты, а еще журналист. У нас такие старожилы есть, все знают! Надо изучать местный быт и нравы, — засмеялся Андрей.

Подошли к мосту, где действительно толпилось немало зевак. Однако потемневший лед на реке пока был спокоен.

— Неужели не будет? — разочарованно спросил Андрей.

— Сейчас начнется! — заявил кто-то авторитетно.

Роман и Андрей встали у парапета, опершись о перила.

Вечерело. Последние лучи вечернего солнца окрашивали освободившиеся из-под снега ярко-красные крыши томившихся на берегу частных домиков.

— Как же у вас все-таки получилось с воскресеньем? — спросил Роман.

— Да Колька Симаков, мой лучший сборщик, всех завел, — ответил неторопливо Андрей и начал рассказывать.

...Зло чертыхнувшись, Симаков отбросил гаечный ключ и смешно по-детски затряс указательным пальцем.

— Бо-бо? — ехидно спросил Андрей, выглядывая из-за станины.

— Мне б сюда конструктора, который этот узел лепил, — процедил, сверкая золотым зубом, Симаков.

Он поднялся с корточек, разминая руками поясницу. Выпрямился и Андрей и тоже сделал несколько вращательных движений плечами, восстанавливая кровообращение. Стали подходить и остальные члены бригады.

— Что, перекур? — спросил кто-то.

— Незапланированный, — засмеялся Андрей.

— Дурью башку надо иметь, чтобы так присобачить, — продолжал буйствовать Симаков. — Никак не подлезешь...

— Ты лучше правду скажи, чем на других сваливать! — подмигнув окружающим, продолжал разыгрывать его Андрей. — Перебрал, небось, вчера, вот руки и дрожат...

Симаков аж запнулся от негодования. Все знали, что пьет он крайне редко и в меру. А тут бригадир вдруг такое сказал... Румяное толстощекое лицо Симакова стало багровым, нижняя губа обиженно оттопырилась. Он было собрался витиеватой руганью ответить обидчику, но неожиданно его мысли потекли в другом направлении.

— Как же, выпьешь тут! — Он даже сплюнул. — По двенадцать часов подряд вкалываем. Еле до койки доползаешь. Уж забыл, как жена выглядит...

Крутов нахмурился:

— Заплакал...

— Конечно! — с вызовом ответил Симаков. — У людей нормальных суббота как суббота. А мы все возле этих железяк...

— У тебя полмесяца суббота была, пока сборка простаивала, — невозмутимо сказал Крутов. — Пока среднесдельно за ничегонеделанье получал, так помалкивал. А теперь, видишь ли, устал.

В пролете цеха показался Терновский. В белоснежной сорочке с галстуком и с золотыми запонками, поверх небрежно накинут на плечи синий халат.

— Ну как дела, ребята? — деланно бодрым голосом спросил он.

— Никак в гости собрались? — вместо ответа спросил Симаков.

Терновский вскинул руку и посмотрел на часы.

— Да, жена вот в театр решила меня вытащить. Какая-то уж очень модная комедия. Вся Москва с ума сходит, — сказал Терновский и тут же понял, что допустил бестактность. Ведь ребята будут вкалывать допоздна, а еще и завтра надо...

Неуклюже попытался оправдаться.

— Да я вам сейчас плохой помощник. Только буду под ногами путаться. Вы ведь сами с усами...

Комплимент действия не возымел. Напротив, уже не только Симаков, но и остальные члены бригады смотрели холодно-враждебно.

Терновский решил разрядить обстановку.

— За бутылочкой еще никого не посылали? Вроде одиннадцать уже было. Сегодня можете себе позволить слегка. Не меньше, как по полсотни заработаете. А завтра еще больше. Я вам из своего фонда по десятке выделю дополнительно только за выход.

Тут-то и произошел взрыв. Симаков неторопливо полез в задний карман брюк, достал бумажник, вынул из него десятирублевую бумажку и хлопнул ее об станину, будто припечатал.

— Ты что? — оторопело спросил Терновский.

— Нам подачки не нужны! — с вызовом ответил Симаков. — Мы тебе сами заплатим по десятке, лишь бы как людям — в воскресенье отдыхать.

Начали доставать деньги и молча кидать их в кучу остальные члены бригады.

— Это что же, товарищи, получается — забастовка? — тихо спросил Терновский, угрожающе поблескивая очками. Заложив руки за спину и чуть покачиваясь на носках, он пристально вглядывался в лицо каждого.

— Крутов! — оклик прозвучал, как удар кнута. — А ты куда смотришь?

Андрей мгновенно завелся. Он вообще терпеть не мог повышенного тона. И Терновский это отлично знал. А раз знал, значит, нарочно. Андрей слегка откачнулся и, эффектно опершись на падежную глыбу огромного станка, сказал вызывающе:

— Я как все.