Александр Моралевич - На десерт

…Нескладным и дерганым получилось то утро. И даже у повара, надо полагать, в то утро всё валилось из рук. Потому как подал он «макароны по-флотски» — сваренные только с одного конца. И вместо Всесоюзного радио с новостями по стране прорезалась на приёмнике «Шарп» какая-то пасквильная радиостанция, где неведомая злопыхательница сообщала, что в Стране Советов «каждый четвёртый поросёнок не попадает в торговую сеть, умирая в младенчестве от болезней».

Да, вывел уже из гаража и прогрел машину шофер, и Валентина огладила на отце парадный мундир, чуть засборивший на животе от гантельных гимнастик. И, похлопавши себя по карману — здесь ли адресованная Ебордею Гордеичу (сочинённая но компьютере дочерью Валентиной) докладная о неслыханной и планомерной травле — шагнул за порог Тит Ефремович, уведомив дочь, что будет он к ужину.

Но нет. никогда он тут больше не будет. Не сядут более неразливанные генералы, тесть и зять, не разговеются водкой «Посольская» и не грянут любимую песню «Широка страна моя родная!», где кульминацией, конечно. служат слова:

От Москвы до самых до окраин,

С южных гор до северных морей

Человек проходит как хозяин,

Если он, конечно. не еврей…

Не споют. И зря пропали бессонные труды академиков медицины по восстановлению здоровья Тита Ефремовича, пять драгоценных многочасовых томограмм, семь обзорных рентгенов и пять прицельных.

Уже и голову занёс в машину генерал армии Тит Ефремович Кологрив, ещё миг — и был бы он в безопасности за захлопнутой дверцей — как вдруг с облепихового дерева бросилась на его погон неизвестная птица, а на спине между крыл вроде как рюкзачок, ковырнула птица клювом звезду на погоне, после чего несоразмерный с величиною птицы ударил взрыв, и разъединённое тело Тита Ефремовича оказалось снаружи, а голова на сиденьи машины внутри, успевши сказать шофёру:

— Москва, Кремль…

© Copyright: Александр Моралевич, 2009

На десерт- 3

Александр Моралевич

Да, вот и приспела пора, обнародовав из романа «Проконтра» два отрывка под названием «На десерт 1» и «На десерт 2 — подступить к огласке фрагмента «На десерт 3». Но:

Симпатизирующий мне читатель Виктор Ивлев пишет: что же, прозаические эта тексты красочны весьма и весьма, но с чего бы это автор оставил за кадром разъяснения, почему отрывки так называются?

Дорогой Виктор! Ах, как сложно с этим, как сложно! Был когда-то автор увлекательно молод и прожигал вечера в кафе «Артистическое», что в Проезде Художественного театра, это напротив МХАТа. Славная там собиралась публика: скульптор Эрнст Неизвестный, только что названный Н.С.Хрущёвым «пидорасом» (а памятник на могиле Хрущёва будет как раз работы Неизвестного); поэт Булат Окуджава; тончайший знаток футбола и футбольный обозреватель Генрих Генрихович Каль, бессрочный сиделец всех наших лагерей; поднадзорный КГБ интеллектуал Саша Асаркан; эстонский нелюбезный властям художник Нолев-Соболев; искусствовед Игорь Травин (вовсе не из тех, что ходят в штатском); феноменальный еврейский вундеркинд (и при этом арабист!), в будущем кинодеятель и лауреат Ленинской премии Игорь Ицков…

И когда поздним вечером развесёлая наша бранжа покидала кафе — непременно, известным образом вибрируя, подбегал к нам на улице какой-нибудь гость столицы и заполошно вызнавал:

— Товарищи, товарищи, где здесь можно найти общественный туалет?

И, даже отступив при этом на шаг, говорил гостю Москвы арабист и будущий кинодеятель Игорь Ицков:

— О-ооо, това-аарищ! Всё это гораздо, гораздо сложнее!

И ещё более сложно обстоит дело с тем, почему отрывки из «Проконтры» я именовал — «На десерт». Вот, наверное, оно по какой причине: потому, что на фоне нынешней российской художественной словесности, каковая есть военных времен супец из лебеды с отрубёвыми лепешками сорта «рвотики» — отрывки из «Проконтры» есть десерт из клубники со сливками

И был когда-то 1955 год. Тогда ВУС-26 (военно-учётная специальность — шофёр) рядовой армейский шоферюга А.Моралевич раньше положенного срока вернулся домой со службы. Но не сел опять за баранку грузовика в автобазе «Мосводоканалснаб». А чего же это он в армии не полностью оттрубил три года? А потому, что славные ребята-бандеровцы под городом Ковель превратили грузовик ГАЗ-63 и его водителя в полное подобие еврейского блюда форшмак. И могли бы запросто доканать водителя, но почему — то халатно не добили. (И окажись теперь у власти ЦК КПСС, а в особенности его Агитпроп — большие нарекания выразили бы они бандеровцам: ну. что вам стоило тогда, говнюки, в 1955-ом, довести дело до конца, а спустянарукавничали, и сколько после этого хлопот имел Агитпроп с недобитым ещё в 1938 году вражонком, внуком заклятого, директивного и немедленно расстрелянного врага народа!)

Так вот, изгнанный в юные пролетарии уже из пятого класса общеобразовательной школы — и возник в Москве комиссованный воин, удачно собранный в кучку Главным львовским госпиталем Прикарпатского военного округа. И опять-таки фарт и спасибо славным ребятам-бандеровцам: кабы не они — загремел бы солдат на Будапешт в 1956 году. На что откликнулся впоследствии считалочкой:

Аты-баты, шли солдаты,

Шли солдаты в Будапешт,

Аты-баты, что случилось?

Аты-баты, там мятеж!

И уж в данном Будапеште, вровень со своим 1164-ым полком, перестал бы отбрасывать тень, как метко говорят японцы, ВУС-26 Моралевич. Ибо славно заправлял той операцией беззаветный рыбинский комсомолец Ю.А.Андропов, генерал-полкоовник КГБ, а потом и генсек компартии. Ю.А.Андропов, мемориальную доску в честь которого недавно так любовно и сыновне прислюнил к зданию Лубянки В.Путин.

Ну, и поётся ведь в песне, как что-то сталось не в струю, и «куда идти теперь солдату, кому нести печаль свою?»

Но вот же диво и провиденциальность: выпертый уже из пятого класса, не зная ни единого правила русского языка, по наитию и Божьему промыслу, что ли — обладал солдат АБСОЛЮТНОЙ ГРАМОТНОСТЬЮ. При НЕОБЪЯТНЫХ и тонкостных лексических знаниях в пределах русского языка (если только могут наличествовать такие пределы. А нету таких пределов!)

«Соглядатай праздный» — так о себе писал С.А.Есенин. Ну, а что же автор «Проконтры»? Уроженец 1936 года — к двадцати двум годам автор преодолел такой насыщенный событийностью путь, что только схватись за уцелевшую голову. И не соглядатаем, тем паче праздным, а чаще всего прямым участником очень неординарных событий, перемещений и встреч, что способствует и запоминанию их, и анализу.

Так вот и пришёл забубённый и закоренелый вражонок, но уже бывший уголовный элемент, пролетарий и солдат к мысли: а с какой бы стати мне не сделаться писателем? Опять же по Есенину:»Всю душу выплесну в слова». Ну, а каким быть в писательстве — было известно молодому соискателю писательского звания. А вот каким не следует быть нипочём? С такой целью и поглощал автор тома классиков соцреализма: Катаева, Гладкова. Фадеева, Полевого, Кочетова, Бабаевского, Софронова, Грибачёва, Корнейчука… И тьмы других, о которых и теперь, и никогда не будет больше ни слуху, ни духу, которых не приняли даже унитазы и даже раскурочники махры на завалинках, в зонах и на лесосеках.