Алла Мелентьева - Семья Рин

— Думаю, это маловероятно. Уже поздно, пора домой, завтра будет трудный день. Извините меня…

Я делаю попытку уйти, из последних сил прикрывая гордым видом желание поскорей улизнуть от скандала. Николя хватает меня за локоть, не отпускает. Я неохотно возвращаюсь на место. Издалека японский офицер продолжает наблюдать за нашим разговором.

— Так как насчет ужина, мадемуазель?

— Боюсь, что нет. Мне пора. Прошу, позвольте мне уйти.

— Хорошо. Тогда так: сколько вы хотите за вечер?

— Мистер Татаров, помнится, когда я училась в гимназии, ваш тон был немного другим…

— О’кей… — Он ухмыляется. — Но тогда ведь вы учились в гимназии, а не были танцовщицей в ночном клубе…

— Я должна идти, прошу вас… — чуть не плача твержу я.

Николя, ухмыляясь, удерживает меня. Я беспомощно трепыхаюсь, пытаясь вырваться, насколько позволяют приличия, но силы не равны.

— Ну не будьте такой чопорной лицемеркой, Ирэн. Мы же друзья детства.

Я молча пытаюсь освободиться. Николя не пускает, ему нравится чувствовать свое превосходство. Рядом, к моему ужасу, возникает японский офицер. Он все-таки решил вмешаться.

— Отпустите девушку, — говорит японец на приличном английском. — Она не желает с вами оставаться.

Татаров изумлен и задет. У японца ледяной взгляд, и в существующей расстановке сил он не тот человек, чью просьбу можно легко проигнорировать. Николя не хочет давать задний ход, но понимает, что вынужден считаться. Он медленно встает, по-прежнему удерживая меня за руку. Я затравленно перевожу взгляд с него на японца. Я близка к обмороку.

— Офицер, вы неправильно поняли. Эта девушка — моя давняя знакомая. Мы просто разговаривали…

Японец смотрит на меня, пытаясь понять, какие отношения у меня с Татаровым. Я снова пытаюсь высвободиться. Появляется метрдотель, готовый вмешаться в события.

— Господин Татаров…

Николя злобно ухмыляется, продолжая крепко держать меня за руку.

— Между прочим… вы знаете, что защищаете гражданку враждебной нации? Эта девушка — американка!.. — говорит он японцу.

— Вы ошибаетесь… эта дама — из Манилы… — возражает метрдотель.

— Ха-ха — из Манилы!.. она американка! Я знаю ее семью! Это Ирэн Коул, американская гражданка! — Николя пьяно смеется и тут же заявляет громко, на весь зал, указывая на меня: — Господа, у этой дамы — американское гражданство, представляете!..

Внимание всего зала обращено на меня.

Я и японский офицер снова встречаемся взглядами. В моих глазах ужас, японец выглядит ошеломленным. Я наконец освобождаю руку от хватки Николя, неловко кланяюсь в сторону японца и сбегаю из бара.

Минуту спустя я влетаю в полумрак гримерной, где Вера и остальные по-прежнему играют в карты. С грохотом захлопнув дверь, я останавливаюсь и прислоняюсь к стене — беспомощное испуганное маленькое существо. Я тяжело дышу, нервно прикасаясь ладонями к горящим щекам и губам, словно пытаясь заслониться от невидимого удара, который, я чувствую, судьба скоро нанесет мне.

Присутствующие изумленно смотрят на меня.

— Дорогая, что с тобой? Что-нибудь случилось?.. — спрашивает Вера.

Я растерянно смотрю на нее, не в силах вымолвить что-нибудь.

Три дня я не находила себе места в ожидании, что японцы придут за мной. Вера смеялась над моими страхами, успокаивала, как могла, и убеждала, что, если бы японцам было нужно, они арестовали бы меня в тот же вечер. На четвертый день после случившегося я стала успокаиваться — как выяснилось, напрасно.

Они уже ждали меня, когда мы с Верой вернулись после прогулки. За углом дома стоял грузовик, но мы не заметили его, потому что подошли с другой стороны улицы.

Мы поднимались по внешней лестнице, и Вера как раз говорила, что пора забыть о скандале с Николя.

— Не дергайся ты больше. Никому ты не нужна, никто не обратил внимания. Японцам сейчас не до тебя.

Вера шла впереди, держа сумку с покупками. Я вела Лорда. Собака внезапно начала рычать и лаять.

— Что с тобой, Лорд?

— Наверное, крысу учуял. Быстрей — надо успеть переодеться и накраситься, — сказала Вера и внезапно резко остановилась, заметив, что дверь в нашу комнату слегка при — открыта.

— Что это?.. Почему?..

Мы переглянулись. И она, и я точно знали, что дверь должна быть заперта.

После небольшого колебания Вера поставила сумку на ступеньки, поднялась на площадку и с опаской распахнула дверь.

В комнате нас ждали несколько японских солдат и Степанида.

— Боже мой! Что, черт возьми, здесь происходит? — сказала Вера, уже понимая, что стряслось.

Я растерянно стояла за ее спиной, сдерживая беснующуюся собаку.

Главный из японцев сделал шаг нам навстречу.

— Ирэн Коул? Ирэн Коул? — Он поочередно указал пальцем на меня и на Веру; он страшно коверкал мое имя.

— Это я, — сказала я.

— Ирэн Коул? Быстрей, быстрей! Вещи! Десять минут!

Наша ленд-леди подскочила ко мне, бормоча вполголоса:

— Они пришли и ждут вас здесь уже час… Что я могла сделать? Дай-ка, я уведу Лорда, а то как бы не пристрелили под горячую руку…

Я отдала ей поводок, и женщина быстро увела собаку на свою половину. С тех пор мы с ней никогда не встречались, и у меня почему-то осталось ощущение, что ее больше заботила судьба Лорда, чем моя.

Я стала испуганно доставать свои вещи, протискиваясь в тесноте между японцами, которые и не подумали выйти на площадку. Японцы ждали, наблюдая за моими сборами молча, не вмешиваясь, не понукая. Может быть, в глубине души они сочувствовали мне.

Вера металась от них ко мне:

— Нет! Нет! Постойте! Как можно! За что же ее? Она просто танцовщица! Мы ничего плохого не делали! Разве нельзя ей остаться здесь?

Увидев, что словами ничего не добиться, она бросилась к свалке своей одежды и стала перерывать ее в поисках вещей, которые могли бы мне пригодиться в лагере.

Она вытащила белье и одежду и стала помогать мне собираться.

— На вот, возьми, пригодится!.. — тихо сказала она и незаметно сунула мне в сумку пачку денег.

По ее лицу текли слезы, но она не обращала на них внимания.

Ей что-то еще пришло в голову. Она быстро вытащила все деньги, которые у нее хранились, и попыталась всунуть их японским солдатам.

— Возьмите! Пожалуйста, возьмите! Бедным солдатам трудно, тяжело сейчас, я знаю, деньги им не помешают… — Она стала всхлипывать. — Обращайтесь с ней хорошо, пожалуйста, прошу вас! Не обижайте ее!..

Солдаты стали отталкивать ее, но не сильно. Один для острастки замахнулся.

Я попыталась ее успокоить:

— Не плачь, со мной все будет хорошо. Они все равно давно должны были меня забрать. Это просто лагерь для интернированных. Это даже не тюрьма. Война ведь когда-то же кончится. Меня выпустят. Не надо так беспокоиться.