Ксения Спынь - Дальний свет

— Нас — это меня и Китти? — уточнил Феликс. — Или всех нас?

— Конечно, всех, — улыбнулась Булова. — В ратушу приглашается любой, кто оказался в городе в эти дни, по какой бы то ни было причине, и так каждый год. Это наша каталёвская традиция.

— У вас и вправду сказочный городок, — заметил Феликс.

В эту неделю они зачастую просто гуляли по Каталёву и окрестностям все впятером — Сибилла прочно присоединилась к ним. Обсуждая всё один и тот же вопрос — куда же дальше? — они наперебой называли города — на север, к Камфе, на юг, к Шоржинску, на запад… да, конечно, на запад — перекрикивали, спорили друг с другом, смеялись, чуть не валялись в снегу — и знали каждый раз, что нагулявшись по усыпанному огнями шкатулочному городку, снова вернутся в молчаливый дом в лесу, будут сидеть у нагретой печки и отогреваться горячим чаем, изредка поглядывая с тревогой на нависшие звёзды за окном, и рассказывать друг другу чудесные истории, в которые никто из них уже не верил.

Китти почти не принимала участие в их спорах и на прогулках держалась несколько в стороне, но Феликс несколько раз ловил её на тихой умиротворённой полуулыбке. Он и не помнил, когда Китти последний раз улыбалась так — просто оттого, что ей было хорошо.

— Скажите, а это правда, что обязательно надо так? — недовольно обводя пальцем полукружие мела, проговорила Лаванда.

— Разумеется, нет, госпожа Мондалева, — Гречаев быстро проскользнул к её столу, бросил взгляд на напечатанный текст. — Но люди так привыкли — чтоб в Новый год к ним обращался правитель страны, из телевизора или радио, под бой курантов… Это уже своеобразная традиция, ничего больше. Тем более, это первый раз, когда с ними вы, а не кто-то другой… Если их не поздравить, боюсь, можно вызвать настроения почти панические. Впрочем, вы, конечно, всегда можете поступить на своё усмотрение.

Лаванда холодно отложила в сторону заготовленный для неё текст.

— Вам разве не надоело, когда только обещают из года в год? — пробормотала она. — Уж думается, я найду, чем поздравить их получше.

Директор Камфской обсерватории, Павел Иоаннович Чечёткин был человеком смелым и волевым — не зря же носил одну фамилию со знаменитым генералом Чечёткиным, что с остатками своей армии завёл врагов в непролазную трясину в Великую войну. И хотя Павлу Иоанновичу было уже за шестьдесят, а неприятности в последние дни сыпались будто из рога изобилия, он тоже не собирался сдаваться.

Первых «гостей» удалось выпроводить из обсерватории почти что мирно. Конечно, те обшарили всё и везде, но спускаться в подвал, видимо, побоялись: не хватало только грохнуться с такой лестницы, кто там потом внизу собирать станет. Придя же на следующий день с подкреплением они уткнулись в наглухо заваренную дверь. Свет в башне не горел, и, похоже, здесь никого не было: скоро, знаете ли, праздники, господа, решили закрыться пораньше.

Чечёткин знал, что надолго этого не хватит: двери, хоть и железные, взлому поддавались, а те, кто пришёл второй раз, придут и ещё. Знал он также и то, что колдовской кирпич ни в коем случае не должен попасть им в руки: лучше уж пусть разлетится на тысячу кусочков, чем служит недальновидным и неблагонадёжным людям. Для чего может быть нужен камень, как вообще совершается его работа — в этом Чечёткин понимал мало. Всякие мистические штуки, сразу решил он, не его ума дело, однако хранил амулет как зеницу ока: сам определил ему подходящее место, сам очищал от грязи каждый день и даже разговаривал с ним. Остальные сотрудники красного камня побаивались: выдумывали, что не даётся, что обжигает или падает сам собой… Глупости! Сколько раз Чечёткин сам брал его в руки — и ничего. Не хотят, видать, просто возиться…

Однако время не ждало.

— Вот что, Ваня, — сказал Чечёткин своему самому проверенному заместителю, которого готовил себе в преемники. — Бери сейчас кирпич и уматывай с ним побыстрее и подальше. Здесь всё устрою, не беспокойся — пока хватятся, далеко будешь.

— Заметут же, Павел Иоаннович, — прошептал тот испуганно. — Да и как так: столько лет здесь, всё, что ни нажито, тут — и вдруг сразу, в никуда… Нет, Павел Иоаннович, я так не могу.

— Трус! — оборвал Чечёткин.

— Сам, всё сам! — бормотал он себе под нос, спускаясь по старой лестнице в подвал и невольно припадая на одну ногу на кривых ступеньках. Внизу он бережно достал кирпич из ниши, отёр с него пыль и положил в свой дорожный саквояж. А чтобы камень не заинтересовал посторонних глаз, Чечёткин спрятал его между корок пустого книжного переплёта: пусть думают, что в саквояже едет старый «Бунефицио».

Когда Чечёткин добрался до верха, он уже точно знал: следует лететь самолётом на юг. Не любил же он самолёты… Казалось, уже ничего в жизни не боялся, но без почвы под ногами всё равно чувствовал себя, как беспомощный младенец. Но выбирать не приходилось: в краях более близких обнаружат на раз, поезда не ходят, самолёт же через несколько часов сядет в совсем другом месте, далеко отсюда. А там… Мало ли вечером тридцать первого декабря странного народа на улицах. Удастся затеряться.

— Ну, бывай, — сказал он на прощание заместителю. — Придут — откроешь, всё покажешь. Если про меня спросят — по срочному и личному, обещался быть… через неделю.

Он многозначительно похлопал саквояж.

Служебное авто было подано тут же, и из него Чечёткин, уж конечно, не мог услышать, как отзванивается из своего кабинета Ваня.

— Павел Иоаннович только что выехал в аэропорт, — уведомил он, из предосторожности прикрывая ладонью рот вместе с трубкой. — Похоже, кирпич тоже при нём, в портфеле.

Он не хотел, чтобы у них всех были проблемы из-за одного упрямого старика.

— Так значит, он летит в самолёте? — медленно произнесла Лаванда и подняла слегка недоумённый взгляд (в глазах будто небо выцвело под солнцем).

— Именно так.

— Но ведь его арестуют на месте? Ведь да?

— Очень хотелось бы обнадёжить вас, госпожа Мондалева… Что я и в общем-то и делаю: скорее всего, так, — для вида он замялся. — Тут видите ли, в чём проблема… Связь с Южным регионом уже несколько недель происходит урывками: некоторые ведомства отвечают, некоторые — нет или не всегда…

Он приготовился объяснять, почему не доложил раньше о таком чрезвычайном обстоятельстве, но Лаванду, похоже, это не интересовало.

— Так значит, в аэропорту его не арестуют, — уточнила она.

— Нет, в аэропорту — с большой вероятностью, да. Там сидят наши люди, и мы уже связывались с ними… Вот если он по какой-то причине минует охрану и выйдет из зоны аэропорта, это много хуже. Если там и правда сильны сепаратистские настроения, то это будет, как будто он в другой стране… Я однако продолжаю надеяться на аэропорт.