Ксения Спынь - Дальний свет

Снаружи тянулась ночь: сизоватая, дымная, когда свежий ветер спорит с горело-электрическим запахом бегущих где-то трамваев. Городская бледно-серебристая луна — священный диск меж рогов древней богини, по ошибке оказавшийся здесь — зависла над тонкими скалами многоэтажек.

Такая же ночь была и тогда — когда после смерти Софи Китти осторожно вскрыла нижний отсек шкатулки и всё же распечатала давно хранившиеся там бумаги. (До того только видела конверт, но поостереглась его повредить: если Софи о нём знала и просто проверяла, знала ли Китти, то могла и затребовать шкатулку обратно — посмотреть, всё ли на месте). Что ж, бумаги рассказали много интересного. Но для чего оно теперь…

Ничто уже, на самом деле, ни для чего. Так было и будет: в этом хороводе нет «своих» и врагов, и, если присмотреться в прорези масок, все лица здесь едины. Колесо идёт своим чередом, им ничего не дано изменить — ни ей, ни Феликсу. Разве что засвидетельствовать, как любопытный факт. Почему бы и нет, в самом деле: им определённо больше нечем заняться.

Это превращалось в игру — бесцельную, бесконечную; её невозможно выиграть, из неё нельзя выйти.

Нет, на самом деле, минимум один способ есть — лёгкий, быстрый и очевидный. Китти села к столу, выдвинула ящик: здесь хранился пузырёк, нетронутый ещё со времён службы.

Даже два (в том же ящике чуть дальше лежит пистолет).

Так, а теперь задвинем ящик, и давай по-нормальному, без глупостей.

О чём она думала перед этим… Пока служила у Софи, всё могла держать в голове. Теперь же то и дело что-то упускает. Будто идеально работавшая до сих пор машинка всё-таки сломалась.

Ах да, Феликс.

С Феликсом на самом деле всё просто, можно даже ничего не предпринимать. Ещё одна его уязвимость (которую Китти нигде не упоминала, потому что это могло быть кем-то использовано) — он не выносит одиночества. Значит, скоро явится сам.

Она встала из-за стола; не раздеваясь, прилегла на подушку. Может, сегодня всё-таки удастся заснуть, хоть ненадолго.

Почти тут же троеточьем раздался дверной звонок. Китти приподняла голову.

— Раньше, чем я думала.

— Да я это, я! — бросил в ответ Феликс. Нафига она вообще спрашивает: кто ещё в новые времена будет вызванивать традиционный позывной подполья.

Китти открыла дверь — как всегда, безупречно элегантна и глянцева. Час ночи.

— Заходи, — она отодвинулась от дверей. — Что-то не так? Неважно выглядишь.

— Ты прекрасно знаешь, что как, — пробормотал он.

— В общих чертах.

Они прошли в комнату. Китти уселась на диван и смотрела со спокойным внимательным любопытством. Феликс сел рядом.

— Так ты… Хотел что-то сказать? — наконец поинтересовалась она.

Феликс попробовал было, но понял, что слова разбежались. Что их просто и нет уже.

— У тебя есть что-нибудь выпить?

Китти слегка удивлённо подняла брови:

— Всё совсем плохо?

Феликс не ответил. Китти легко поднялась и вышла.

— У меня… — раздался её голос с кухни. — Кажется, ничего нет. А, есть такая штука, — она появилась в дверях, держа зеленоватую бутылку.

— Что это?

— Nolle. Вроде мятного абсента. Жуткая гадость.

Она наполнила два матовых стакана из толстого стекла, один передала Феликсу, а со вторым села обратно на диван.

Феликс отпил было, но закашлялся после первого глотка.

— Я же сказала, жуткая гадость, — без интонаций проговорила Китти. Сама она просто сидела, держа стакан в руках и глядя в стену перед собой.

— Ладно, — Феликс поставил стакан на пол. — Можно и так.

Он подождал ещё с минуту, собираясь с мыслями.

— Лаванда не хочет меня принимать — тут ты, кажется, выиграла, — он невесело усмехнулся. — Пробовал через Гречаева, ещё по-разному… Всё глухо. Кому какое дело.

— Дела нет никому, — нечётким эхом отозвалась Китти. — Всё, что в нас было для них… полезного, мы уже сделали. И этот мир… уже не наш. В нас он не нуждается.

— Про мир я тоже думал, — Феликс небрежно кивнул. — Вот по промзонам шёл и думал: может, надо было после школы в рабочие идти, на завод. Чем-то ведь даже проще: ни о чём таком не думаешь, вечером пришёл с работы, пожрал, включил телик… Ещё один день. А вот сейчас, знаешь, вроде бы всё уже нормально — но я-то чувствую, что что-то не так. Помнишь, как тогда — когда только пришла Нонине?

Китти не ответила.

— Нет, Лаванда, конечно, хорошая и правильная девочка, — он вновь усмехнулся. — Но… что у неё в голове — я не знаю. Что-то очень своё. Гречаев вот говорил, что она вещь в себе. Правильно, в общем, говорил. А мне почему-то кажется, что если б она могла обустроить собственный идеальный мир… нас бы в нём не было.

(«И знаешь, мне страшно», — хотел сказать он, но в последний момент раздумал. Этого он не скажет даже Китти).

Она по-прежнему молчала.

— Не, я понимаю, что сейчас даже протестовать не имею права, — тихо рассмеялся Феликс. — Что я сам её и привёл… я лично, да. Был не прав, ошибался, — он перевёл взгляд на Китти. — Ну что ты молчишь?

Она повернула голову:

— Прости, ты что-то говорил?

Нет, судя по её выражению, это не было никаким приёмом: она действительно не слышала. Только сейчас, взглянув на неё пристальнее, Феликс понял, что она тоже далеко не в лучшем состоянии. Бледность-то ладно, а вот кругов под глазами у неё раньше не водилось. Равно как и манеры то и дело прерываться посреди предложения.

— Ты сама-то как? — спросил он.

— Ничего, просто бессонница. Ты что-то говорил про Лаванду?

— Я говорил, что не знаю, чем это кончится и куда она нас всех заведёт.

Китти качнула головой:

— Лаванда не одна…

— Конечно, там много наших, — неохотно согласился Феликс. — Вот странное дело: вроде бы давно знаком с этими людьми, могу рассказать о каждом… А теперь кажется иногда, что и не знал их вовсе.

— Может, и не знал.

— Так… — он тут же уловил зыбкую недоговорку в её тоне. — Тебе что-то известно? Да?

— Может быть…

— Так рассказывай, — Феликс жадно уставился на неё во все глаза.

— Зачем?

— Что значит «зачем». Если что-то не так с теми людьми, это надо знать сейчас.

— Чтобы что? — самые краешки её губ изогнулись. — Ещё раз устроить революцию?

— А что, считаешь, не вариант?

— Смотря для чего, — Китти пожала плечами. — Если для красивого и пафосного финала… То может и прокатить.

— Хочешь сказать, на штурм я шёл для этого? — фыркнул Феликс.

— А хочешь сказать, это не так?

Несколько мгновений она смотрела на него серьёзно, затем отвернулась. Заговорила:

— Хорошо, ответь мне на один вопрос. Ты действительно хочешь поменять что-то к лучшему? Что-то конкретное, чтоб потом жить с этим? Или ты просто как всегда против?

Феликс замолчал ненадолго.

— Да, хочу, — проговорил он наконец тихо, понимая в этот момент, что говорит правду. — Да, действительно хочу.