Ксения Спынь - Чернее, чем тени

— А это точно правда — про уголь? — недоверчиво произнесла Лаванда, когда они поднимались уже по лестнице в квартиру. — Постоянно же ходят разные слухи, ты сам говорил.

— Точно, — Феликс кивнул с видом человека, у которого есть совершенно неоспоримые доказательства, но который не видит смысла их приводить.

— Но откуда это известно?

— Это… ну, это сведения такого сорта, что особо и не скрываются. Давай дойдём сначала.

Оба замолчали и не произносили ни слова до того, как закрылась входная дверь квартиры и ключ дважды перевернулся со звоном в замке.

Феликс, пройдя в комнату и удовлетворённо подбрасывая всю связку на ладони, продолжил:

— Есть же разные виды «тайн». Что-то действительно скрывается, что-то не очень… Кое-что наоборот муссируется, чтобы массы знали — например про то, что Нонине лично участвовала в боях на юге (я, впрочем, в этом сильно сомневаюсь). А вот, скажем, тот факт, что у неё поддельный диплом — это как-то не очень удобно и как-то не вяжется с образом мудрой матери народа. Поэтому эта инфа действительно тайная. Хотя и её, как ты видишь, можно узнать.

— Ну а уголь? — нетерпеливо напомнила Лаванда. То, что, в глазах Феликса, Софи есть собрание всех пороков, она и так знала.

— Уголь… Ну а зачем им скрывать про уголь? Это ведь даже играет на руку. Все знают, что в случае чего Софи стоит только написать углём имя человека и сжечь потом бумажку с этим именем, — и всё, человека нет. Даже если она ничего подобного делать не будет, всё равно, страх — великое орудие власти.

— Написать и сжечь… — задумчиво повторила Лаванда. — Это так говорят, да? Похоже больше на детскую страшилку.

— Про «написать и сжечь» — это из той же легенды. Все амулеты действуют ровно таким же образом, — Феликс недовольно поджал губы. — А про то, что уголь у Нонине… Тебе не хватает всех этих исчезновений и таинственных несчастных случаев?

— Не особо, — покачав головой, призналась Лаванда.

— Ну хорошо, а то, что раньше уголь принадлежал Чексину? И вот это уже точно: это заявляли такие люди, которые не стали бы разбрасываться словами. (Разумеется, делали они это много позже и когда уже были на безопасном расстоянии). Думаю, амулет вполне мог перейти к Софи как трофей.

— Ну, допустим, — Лаванда опустилась на диван напротив его кресла и пожала плечами. — Но почему, в таком случае, она так редко им пользуется? За столько-то лет могла бы уже устранить всех недовольных и править теми, кто останется, так, как захочется.

— А смысл? — Феликс развёл руками. — Смысл править голыми камнями и сожжённой землёй? Они даже не смогут подтвердить, что ты ими правишь. А те, кто останутся… На всё согласная и вечно всем довольная кучка? Это неинтересно. Ей нужны живые человеки. Человеков можно ломать, прогибать под себя, подчинять их…

Лаванда попыталась подавить смешок, но у неё не вышло:

— По твоим словам она выходит какой-то маньячкой и бесцельной садисткой.

— А почему бы и нет?

«А почему бы и да», — подумала Лаванда, но говорить этого уже не стала: с Феликсом было бесполезно спорить. Любопытно, однако, как в голове у кузена возникла такая странная конструкция побуждающих причин. Либо вычитал где-нибудь, либо, где-то в самых тёмных закоулках души, она была не вполне чужда и ему самому.

— И даже если Нонине удастся сместить с поста, уголь всё равно останется при ней, правильно я поняла? — спросила она вместо этого, чтоб как-то примириться и загладить несогласия.

— Именно что, — кивнул Феликс. — Даже если случится невероятное и мы её свергнем, она быстро вернёт себе власть обратно. И, конечно же, всё припомнит тем, кто был причастен.

Он ненадолго замолчал, затем усмехнулся:

— Только этого не случится. Никто не станет её свергать.

— А как же вы? — удивилась Лаванда. — Ты же говорил…

— Нас мало. Если бы люди поднялись и вышли на улицы… Но сейчас не та эпоха, — он покачал головой. — Они не поднимутся.

— Думаешь?

— Определённо, нет. Так что нам остаётся только болтовня. Надо же напоминать друг другу, что мы против, — Феликс невесело улыбнулся.

Лаванда шла по старому коридору с довольно низким потолком и неровными обшарпанными стенами. Она специально пришла сюда, хотя и не думала, что это место будет таким мрачным.

Но ведь в любой момент можно остановиться и выйти отсюда, — напомнила она себе. Вернуться обратно — в обычный человеческий мир, где буднично гудит холодильник на кухне, а у окон тихо колышутся светлые шторы. Но перед этим ей надо было выяснить — ей надо было поговорить.

Лаванда не знала, насколько происходящее в сферах соответствует событиям реальным, но что-то подсказывало ей, что все эти картинки и образы не просто так — что в сферах, как в кривых стёклах, преломляется и отражается земная человеческая жизнь, только по-своему, в непривычном виде. А стало быть, разговор с человеком, с которым никак не поговоришь иначе, не будет громыханием бессмысленных звуков.

Медленно продвигалась она по коридорам. Те загибались, уходили в стороны, за угол, переходили один в другой, но почти не отличались друг от друга. Тёмные, заброшенные — похоже, это были какие-то подвалы, хранящие горы ненужной уже утвари. У стен стояли бочки, какие-то коробки и ящики, валялось разное тряпьё. Всё это копилось здесь в беспорядке и уже покрылось пылью. Похоже, здесь давно не было людей.

Впрочем, нет. Лаванда быстро обернулась: ей показалось, что чей-то взгляд уставился ей прямо в спину. Но коридор позади неё был пуст.

Решив не выяснять пока, было ли что-то в действительности или показалось, Лаванда двинулась дальше.

Коридор вновь загнулся, сузился и вывел на незастеклённую лоджию. Под ней угадывалось обширное и куда более просторное помещение с упиравшимися в потолок толстыми балками, с какой-то старой мебелью, которая, хоть и была в пыли, стояла с видимой упорядоченностью. Вниз вела винтовая лестница.

Пожалуй, туда. Лаванда осторожно ступила на мелкие покатые ступени. Они были довольно высоки, и кое-где их края поотбивались. Время не щадило их, а они, в свою очередь, не пощадили бы того, кто был бы здесь недостаточно осторожен. Лаванда крепко вцепилась в перила, но им тоже не стоило доверять слишком сильно: очень уж хлипко и расшатано держалась вся лестница.

Она почти спустилась, когда — вот, снова — кто-то прошуршал там, наверху и застыл, остановился у ступенек. Был неподходящий момент оглядываться — был вообще неподходящий момент, чтоб таинственный соглядатай проявлялся сейчас. Чьё-то присутствие за спиной действовало на нервы и увеличивало шансы споткнуться и скатиться вниз. Приятного в этом, наверняка, было бы мало; Лаванда изо всех сил сжала перила пальцами. Ещё несколько шагов — и она стояла на деревянном, усеянном стружками и высохшими травами полу.