Мирко Благович - Запрограммированная планета (СИ)

– Не трогайте меня! Слышите? Не трогайте! Не трогайте! Не смейте, негодяи!

– Да что ты заладила: «Не трогайте, не трогайте…» Кому ты нужна, зараза такая! – психанув, вконец разозлился я. – Что ты голосишь, словно бабка-Гапка на похоронах! Кто о тебя мараться-то будет?..

– …быстро ты забыла, как заболела твоя мама, – сквозь слёзы, всхлипывая, разрывалась Олюшка. – Старенькая совсем бабулечка… здоровья нет… увезли в больницу… при смерти… Ты проведывала её, возила лекарства, гостинцы. Да мы же все – и я, и Николаич, и Славуня, все как один кулаки сжимали за тебя, за твою маму… переживали вместе с тобой, поддерживали тебя как могли. Предлагали деньги на лечение, сколько могли. Последние деньги предлагали, которые у нас имелись. Лишь бы маме твоей помочь. Лишь бы спасти её. Ты легко приняла от нас деньги. Мы же тебе последние сбережения свои отдали! Бабушку выписали из больницы… А ты вернулась на работу, приняла смену… и что дальше? Ты что, разве не видела, как нам тяжело? Разве ты не видела, как мы выкручивали каждую копейку, экономили, тянулись? Все вместе бились! Как могли, старались голову поднять в жизни этой подлючей. Одной семьёй жили. Всё-то ты, дрянь, видела! Всё-то ты замечала! И что же? А ты в это время благодарила нас. Чем? Ну, чего глаза спрятала?..

Олюшка схватила Наташу за подбородок и дёрнула его кверху:

– Говори, скотина, чем ты нас благодарила? Молчишь… Ты, гадюка бессердечная, за нашей спиной уплетала свежие копчёные колбасы, курятинку порумянее, селёдочку посвежее. Тоже за счёт магазина! А мы своим детишкам на обед концентраты из лапши варили, не могли другого себе позволить. Пока ты воровала у нас деньги, мы еле-еле выплачивали кредит. Пельмени завонявшиеся, списанные, липкие, от скудости жрали! Ты покупала дочери модные сапоги, сыну – стильные джинсы. Тоже из нашей кассы! А мы своей детворе затёртые джемперы в секонд-хенде выбирали, по рубль пятьдесят за кило. Ты выносила из магазина всё, что на тебя смотрело. Деньги гребла из выручки, сколько хотела. На такси разъезжала. Отговорочками нелепыми нас прикармливала. Детям новые вещи? Так это же пособие по утрате кормильца! Дорогая колбаса из сумки торчит? Так это же покупатель щедрый попался, презент сделал! Такси? Так это же любовник на таксомоторе подрабатывает! Ты использовала нас, а мы в это время ночей не спали, крутились, голову ломали, как детей своих накормить, вовремя взнос по кредиту заплатить. Ты обворовывала нас! Без зазрения совести отбирала последнее, а мы тонули. Реально тонули! Из-за тебя! А ты улыбалась, шутила, обнимала нас, целовала. Ластилась! Просчитывала! «Ребя-я-ят, ну вы по жизни и чу-у-удики!» – сквозь слёзы повторила плачущая Олюшка одну из Наташиных фраз. – Твои слова? Твои! Как что-то урвёшь в магазине – так сразу и чудики! Мы загибаемся, захлёбываемся, горим, а ты, негодяйка, подленько, в спину ножом, тут же извлекаешь свою выгоду. Чудики? Мы – чудики? Скотина ты! Бессовестная, бездушная, жадная скотина!

– Не трогайте меня! Не трогайте! Не смейте! – как будто не слыша Олюшкиных слов, истошно верещала Наташа.

М-да… Видать, от кого-то когда-то неплохо наш шапитмейстер отхватила, ежели панически боится расправы. Значит не в первый раз такой цирк устраивает.

Олюшка снова зашлась рыданиями. Я молча обнимал её, тщетно пытался успокоить. Тишину кабинета прорезали всхлипы Олюшки, горестные вздохи Славуни и лживое шмыганье Наташиного носа. Воровка и тут продолжала играть. А мы пребывали в прострации.

– Что скажешь? – повернувшись к Наташе, наконец вымолвил я.

Тишина. А что тут говорить? В жизни часто бывают моменты, когда и ответить нечего, и добавить к сказанному тоже нечего. Мы чувствовали себя как выжатые лимоны. Нет. Наверное, ещё хуже. Лимоны выжимают, забирают сок, зато оставляют полусухую цедру. Нам же не оставили ничего. К тому же, у лимонов нет души. В душу им никто не нагадит. А человек человеку – запросто.

– Пошла вон! – выдохнул я, тяжело опустившись на стул. – Свободна, как муха в полёте. У тебя пять минут. Зарплату забираем в счёт недостачи. Отпускные – тоже. Всё. Вали отсюда! Пошла!

Долго просить Наташу не пришлось. Не веря в столь лёгкое и быстрое спасение, воровка подорвалась со стульчика и метнулась к двери. Чтобы собрать пожитки, сменить рабочую одежду на выходную и убраться восвояси, ей понадобилось ровно две минуты.

В бухгалтерии воцарилось глубокое гнетущее безмолвие…

***

После этой памятной ревизии, признаюсь, вытащили мы со склада полупустой ящик вина и крепко причастились. Сработал пресловутый национальный колорит. Долго отходили. Даже общаться не хотелось. Пили и молчали. Молчали и пили. Чокнулись стаканчиками, махнули, выпили. Чокнулись, махнули, выпили. Неожиданно закончилось дешёвое кислое вино. Ну вот… и вино заканчивается… пусть даже и кислое… заканчивается и дружба, и доверие… как иссякла и вера в людей. Как испарилось и желание прощать. Никакого более прощения! Никакого более доверия! Никакой дружбы! Ни к кому. Хватит! По кадык нажрались мы этого милосердия!

А вино закончилось, это да. Кислое, дешёвое, зато холодненькое. Ещё одну бутылку копеечной кислятины взломаем! Много? Да-да, много. Да. Согласен. Ещё одну. И хватит. Да. Нужно тормозить. На сегодня всё…

***

Прошло время. Неделя, другая. Месяц прошёл. А потом ещё один. Раны вроде бы зажили. Как будто в первый раз! Сердце сопротивлялось, но холодный ум теперь рационально, и вполне обоснованно, отказывал в доверии вообще кому бы то ни было – мужчинам и женщинам, молодым и старым, хорошим и плохим, добрым и злым, наивным и прожжённым, елейным и брюзжащим. Всем людям на планете он отказывал в доверии! И легко доказывал свою истину. Что же такое получается? Если ты заносчивый, скупой на похвалу, прижимистый на деньги, продуманный, чёрствый – возненавидят тебя люди, начнут плеваться, обсуждать, думать, как отомстить, насолить, поковарнее обмануть. Если ты порядочный, искренний, добрый, скромный – всё равно обманут. Сочтут твою доброту за слабость, порядочность – за старомодность, скромность – за примитивность. И снова обманут! И снова используют! Никому нельзя доверять. Никому!

От таких выводов неуютно было на душе. Доверять нужно. Люди же мы, не роботы железные. «Я просто уверена, – кричала душа, – хороших людей на земле ничуть не меньше, чем плохих. И даже больше!» Но доверять теперь всё равно не получалось. Не получалось доверять! Извини, душа, не убедила. Слишком дорого стоило нам доверие к людям, слишком жестоко за искренность наказывала нас жизнь…

***

После известных событий Наташу мы видели два раза. Первый раз это случилось спустя несколько месяцев. Заявилась она к нам как-то в магазин, грустная-прегрустная. Глаза печальные, слезливые, робкая улыбка, губы прыгают. Думаете, раскаялась? Припёрлась прощения просить? Мы тоже вначале так подумали. И уже собирались сказать что-то вроде «да ладно, проехали, кто старое помянет, тому глаз вон!» Наивные люди. Оказалось, хрен там! Не за прощением Наташа пришла, а за своей трудовой книжкой. В пылу разборок никто тогда особо и не задумывался о подобных мелочах. Когда мы, так сказать, беседовали в бухгалтерии, у нас и у Наташи было ровно по одному желанию. Нам не терпелось отвесить Натали большого пендаля, а Натали и не против была после такого пинка лететь как можно быстрее и дальше от нашего магазина. Теперь же, когда скандал утих и замялся, воровка вспомнила про документы.