Галина Лавецкая - Время Скорпиона

Подошла к телефону жена, Шура сказала, что Дмитрий Иванович умер. Она ахнула, стала что-то говорить, потом закричала: «Толя, Толя!» Трубку взял Толя, и Шура повторила, что Дима умер сейчас в больнице от тромба. Она не знает, почему от тромба, у него вчера заболела нога, просто долго гуляли, а они не слушают ее и говорят, что за справкой надо приехать завтра. Но она так и не поняла, что же с Димой. Врач был странный, ей кажется, он что-то перепутал. Сказал, что ее отец умер, а у нее никакого отца нет. Наверно, надо позвонить и узнать, с ней почему-то не хотят разговаривать. Врач вообще ушел, сказал, что сожалеет, а медсестра дала ей какой-то горькой воды и вывела на улицу. И еще сказала про справку.

– В какой он больнице, Шурочка? Я сейчас туда позвоню.

– Ой, спасибо. В Звенигороде, мы же на даче, – стараясь четко выговаривать слова, ответила она.

– Шура, вы в порядке? Вы на даче? С вами есть кто-нибудь?

– Я на даче. Не знаю, что делать дальше. Наверно, надо кому-нибудь сообщить? Но я не знаю кому И я не понимаю про эту справку. Зачем она мне?

– Шурочка, дорогая, успокойтесь. Забудьте про справку. Никому не надо звонить. Я сам позвоню всем, кому нужно. Вы отдыхайте. Завтра утром мы приедем на дачу. Сейчас я буду звонить в больницу. Мы сами все устроим завтра. Вы поняли меня? Сейчас я позвоню, и вам помогут. Вы успокойтесь, Шурочка, хорошо? Не думайте ни о чем. Сейчас я позвоню соседям. А мы приедем завтра утром, Шурочка, понимаете, утром, и ни о чем не беспокойтесь, обещаете?

Шура положила трубку и заплакала. Больше никому звонить не будет. Может, это вообще ошибка. Анатолий Петрович позвонит в больницу и все узнает. Раздался звонок в дверь. Кто это? Из Москвы нельзя приехать так быстро, они же только что поговорили. Или это было давно? Что-то она все путает… Тяжело передвигая ноги, Шура пошла открывать. На пороге стояли соседи, профессор с женой, они дружили с Димой… Жену, кажется, звали Ниной, а он… нет, не вспомнить сейчас… Шуру поили чаем, чем-то кормили, потом капали в стакан валокордин, и она опять пила горькую воду. Все время звонил телефон, и профессор отвечал. Шура не слышала, что он говорил, только удивлялась, кто это так часто звонит. Потом профессорша увела ее спать.

Утром она проснулась от телефонного звонка. И эти звонки раздавались бесконечно. Звонили знакомые и незнакомые люди и выражали соболезнование. Только она опускала трубку, как вновь раздавался звонок. Пришли профессор с женой и еще какие-то соседи, с ними они здоровались, когда гуляли. Но Дима-то, наверно, их хорошо знал. Потом приехал Анатолий Петрович с женой Ниной. Шура сразу вспомнила, что Нина – это она, а профессоршу зовут Валентина Семеновна. Как это она забыла? Дом наполнился людьми. Кто-то спросил, где вдова. Шура поняла, что вдова – это она. Значит, Дима умер. Она безучастно сидела с профессоршей и Ниной. Потом вспомнила про справку, надо ехать в больницу. Нина успокоила, ничего не надо, все уже сделали, создана комиссия, есть распорядитель, ей ни о чем не надо думать. Скоро они поедут в город, Шурочка поедет с ними. Похороны послезавтра. Ее машину отгонит в город Миша, пусть она даст ключи и техпаспорт. Шура не знала, кто такой Миша, но Нине видней. Ключи на столе в кухне, кажется… Да, в кухне…

В машине Анатолий Петрович сказал, что они зайдут к ней. В столе у Димы конверт с его распоряжениями относительно похорон. Шура удивилась, какие могут быть распоряжения? Он же не собирался умирать. Зачем ему было что-то писать? И он ей ничего не говорил… Анатолий Петрович вздохнул.

– Вы, Шурочка, молодая женщина, а в нашем возрасте уже приходится задумываться об этом. И оставлять б лизким пожелания, если они есть. Дима мне давно сказал про этот конверт. Хотя я и так знаю, что он хотел быть похоронен рядом с Ваней и Верой на Востряковском. Но там документы на участок, а они нужны для захоронения.

Еще Анатолий Петрович рассказал, что причиной смерти явился оторвавшийся тромб, закупоривший легочную артерию. К сожалению, тромб такого размера смертельно опасен, и тромбоэмболия протекает молниеносно. Смерть наступает очень быстро. Врачи ничего не успели сделать. Шура слушала и понимала, что это все. Димы больше нет. А есть могила Вани и Веры. Послезавтра там похоронят ее мужа. Она знала, что все эти годы он ездил на кладбище, но ее никогда не звал. Теперь она будет ездить к ним, к Ване, Вере и Димочке, вбирать, сажать цветы, ставить свечи и вспоминать. Никого у Димы, кроме нее, не осталось, значит, она должна ухаживать за их могилами.

В конверте оказалась записка, он писал, ще и как хочет быть похоронен. И удостоверение на участок №… Еще копия завещания – «…Все мое имущество, в чем бы таковое ни заключалось и где бы оно ни находилось, я завещаю Леонтьевой Александре Сергеевне…»

Больше Шура участия ни в чем не принимала. Старалась не плакать, знала, что многие из присутствующих не поверят ее слезам. Да и не хотелось плакать, она была в каком-то отупении. Плакали Ольга Николаевна и Оленька. А она вспоминала почему-то похороны Виктора Ильича. Его не отпевали, а Диму отпели. И так красиво звучали голоса певчих… Подумала, что хорошие люди почему-то долго не живут. Диме шестьдесят восемь, а свекор вообще в шестьдесят один год умер. Несправедливо. На кладбище к ней подходили, выражали соболезнование. Шура молча кивала, устала… Смотрела на могилы незнакомых Вани и Веры Леонтьевых. Бедный мальчик! Всего два дцать лет прожил на свете. Бедная Вера! И она, Шура, тоже бедная… Теперь они родственники.

Наконец все закончилось. Похороны, поминки, речи, люди, прошли девять дней и сорок… Шура привыкла к мысли, что Дмитрия Ивановича больше нет, но не знала, как ей жить одной. Часто ездила на кладбище, убирала увядшие цветы. Цветов приносили много, и не хотелось, чтобы был неряшливый вид, Дима не любил.

Она вспоминала тот день, как держала его за руку в машине и говорила, говорила, так ласково и нежно называя мужа. А он открыл глаза, посмотрел на нее и сказал: «Шурочка, как жаль…» И смотрел на нее, пока его не увезли за дверь. Там он и умер, без нее. «Шурочка, как жаль…» Что жаль? О чем он жалел? Понимал, что умирает? Или жаль, что она так редко называла его Димочкой и говорила так мало нежных слов? Почему она всегда была так стеснительна и сдержанна? Долго не могла называть его Димой, а уж Димочкой только в тот, последний день. Почему? Какого-то Олега называла тысячью слов, что только не придумывала… А кто он такой? Просто бабник, изменяющий жене. Ловец молоденьких дурочек, совершенно ему ненужных. Никогда не любил ее, ни одного дня. Просто пользовался, не пропуская ни одной хорошенькой аспиранточки. Бог его наказал, такой противный стал, лысый, пузатый. Фу! Димочка рядом с ним выглядел куда лучше, моложе, стройнее… На похоронах она видела его и жену, Инну. Они подходили, что-то там выражали, ей было не до них… Что ей делать без Димы? Такая пустота…