Мария Метлицкая - Миленький ты мой

Потом Дина заторопилась – принялась одеваться и долго говорила с кем-то по телефону. А я вымыла чашки, убрала со стола и села на стул. Я смотрела в окно и… ничего не понимала, совсем ничего! В голове было гулко и пусто.

– До вечера! – крикнула мне Дина из прихожей. – А вы отдыхайте!

Хлопнула дверь и в квартире от хозяйки остался лишь легкий аромат ее духов.

Я вздрогнула и… Снова уставилась в окно.

Смотрела в окно и никак не могла сосредоточиться. А может?.. И вправду?

Ведь здесь-то остаться я не могу. Валентин, Лариска, Дина, Упырь и коллеги… Нет, это слишком! Здесь мне места нет. И мне надо срочно уехать.

В Москву?! А почему бы и нет?

Раз Питер плачет, а Москва иногда улыбается…

Уезжала я через два дня – дольше беспокоить хозяйку было неловко. Мы были обе смущены случившимся – своим откровением и той ночью. Кажется, обе пожалели об этом. Уж Дина, как мне показалось, точно.

На следующий день она снова стала прежней Диной Михайловной – завучем школы и женой директора завода. Замкнутой, строгой, серьезной и недоступной.

Я сказала Дине Михайловне, что уезжаю. А она даже не спросила куда – вот ведь характер! Человек, лишенный любопытства. Или – уважающий чужой выбор? Она просто кивнула и, кажется, испытала какое-то облегчение – это понятно. Мы обе испытывали неловкость.

Я собирала свои вещи, когда Дина зашла в кабинет. Внимательно посмотрела и положила на кресло красивую дорожную сумку.

– С ней вам будет удобнее! – сказала она и вышла из комнаты.

Минут через десять снова зашла – в ее руке был большой, чем-то плотно набитый пакет.

Дина явно смущалась. Кашлянув, сказала нерешительно:

– Вы меня извините, Лида! Здесь… вещи. Хорошие вещи, вы мне поверьте! Кое-что я привезла из поездок. Вы… – она замолчала, – попробуйте не обижаться! Буду рада, если у вас это получится! По-моему, ничего обидного в этом нет, а, Лидия Андреевна? Просто совершенно некуда все это носить! Покупаю без меры, без головы – наверное, это какое-то утешение, что ли? Сублимация, да… А потом… вот куда? Подруг у меня нет, жена брата – толстушка. Для племянницы это, видите ли, «не клево»! И что со всем этим делать? Не знаю! А мы с вами одного размера! Вот как мне повезло!

Сказав это, Дина покраснела и почему-то рассмеялась.

Я тоже улыбнулась:

– Дина Михайловна! Дорогая! Да спасибо огромное! Большое-пребольшое спасибо! Буду носить и вас вспоминать! Впрочем… – я замолчала, почувствовав в горле комок, – я вас и так… не забуду!

Мы обнялись.

На автостанции я купила билет до Н. А там до поселка – рукой подать. Куда мне было деваться? Где меня ждали на этом свете?

И я решила уехать домой.

…Я шла по дороге, ведущей к моему дому. Ничего не изменилось – все было как прежде. Только, кажется, прибавилось заколоченных домов. Люди покидали поселок в поисках лучшей жизни.

Было сумрачно и довольно темно. По дороге я почти никого не встретила – народ сидел по домам, и окна подсвечивались голубым светом телеэкранов. Навстречу мне шел пожилой и поддатый мужик. Поравнявшись, он глянул на меня безо всякого интереса и медленно пошел дальше. Да и я его не узнала.

Я зашла в свой двор и присела на лавочку. Лавочку эту сколотил еще мой отец – для бабы Мани. Когда-то там стоял стол, где баба перебирала овощи, чистила картошку, солила огурцы. Конечно же, в теплое время года. Иногда мы пили там чай. Рядом рост куст крыжовника – колючий, густой. Не вставая из-за стола, я срывала крупные, кисло-сладкие ягоды и бросала их в чай. «Как конфета – да, ба?» – говорила я.

А баба моя кивала и грустно вздыхала.

Потом стол подгнил и завалился. Ну, я его и «извела».

Я сидела на шаткой, подгнившей лавчонке и боялась зайти внутрь, в свой дом. Чего я боялась? Воспоминаний?

Потом я замерзла и наконец нашла в себе мужество.

Дверь открылась не сразу – разбухла и отсырела. И сразу на меня пахнуло нежильем. Таким холодом, такой выстуженностью, таким одиночеством…

Я опустилась на корточки в сенях и разревелась…

Все правильно… Брошенный и одинокий дом, как одинокий и брошенный человек, никому не нужный – он становится пуст и холоден. Равнодушен и обидчив. И я чувствовала себя такой же одинокой, холодной и опустошенной. В нас не было сердца – только обида и боль.

В доме пахло мышами, и везде – на полу, кроватях, столе – густо лежал мышиный помет.

Усталая и разбитая, я сбросила одеяло и подушку на пол, положила под голову сумку, укрылась бабиным ватником и легла на кровать. Среди ночи мне захотелось пить, но вода в ведре на кухне давно протухла и покрылась зеленью – не вода, а болото.

Рано утром я встала, принесла воды, умылась, напилась. И все наконец решила. Я не останусь здесь! Ни на день, ни на минуту! Я не хочу начинать все сначала здесь, в этом склепе. Я ухожу. И ухожу… навсегда!

В конце концов, Дина права! Я могу… попробовать, что ли? А вдруг получится, а? Вдруг все получится? Вдруг… Я имею на это право?

Я пошла в комнату Полины Сергеевны, нашла в ее ящике пару писем, сломанные золотые часики – подарок Королевы – и вышла прочь.

Тогда мне казалось, что навсегда.

Заперев дом, быстрым шагом я пошла к остановке. Решение мое было твердым: в Москву!

А что там получится – так это посмотрим! Хватит быть нюней, Лида! Хватит надеяться на справедливость! Хватит ждать подарков от жизни. Хватит верить, что все в руках судьбы. Твоя судьба – это ты! Твой характер, напор и уверенность. Только ты, и больше никто тебе не поможет. Хватит кукситься и обижаться! Теперь все решаешь ты! И в твоих руках вся твоя жизнь. И пусть ответят те, кто виноват… Кто сломал тебе жизнь. Пусть они тоже хлебнут…

Моя решительность придала мне сил.

Кто-то окликнул меня по дороге, но я не обернулась, только прибавила шаг. На остановке, слава богу, никого не было. Дождавшись автобуса, я уселась у окна и – отправилась в новую жизнь.

На остановке я забежала в буфет, схватила стаканчик кофе, два бутерброда и сладкую булочку. И теперь с наслаждением съела все это, запивая горячим, сладким кофе и… улыбнулась.

В этот момент я была уверена, что у меня все получится !

Нет, все-таки странная она, эта женщина. Определенно. Приехала, и что?.. Хотя, что здесь странного? Все сейчас рвутся в Москву. Говорят, там, на периферии, совсем нет работы. А как же село? В селе всегда есть работа. Без работы и села нет. Хотя, что я там знаю про сельскую жизнь? Столько лет убеждала всех, что я – коренная москвичка, что и себя убедила в этом. Из той, сельской или полусельской жизни – мы жили в Коломне, в своем частном домике, это я помню немного – мама вставала в пять утра, корову доить. Надоит и выгонит – ну, если лето. И встает к печи – готовить еду. Стоит и зевает – так спать хочется. А я сквозь сон слышу, как гремит котелок и постепенно по дому расползается запах пшена. Пшенная каша – ммм! Как я ее любила! Сладкая, на парном молоке! Мама кладет нам помногу – ешьте, до обеда ведь долго! К каше – лепешки. Ох, какая была вкуснота! Серые, липковатые, из грубой муки. А на вкус – лучше любого пирожного! Честное слово! Помню, в Париже нам подали круассан с шоколадом – конечно, божественно! Но мамочкины лепешки были вкуснее!