Мария Метлицкая - Миленький ты мой

Коллеги… Да там вообще одна зависть. Всегда! Так было, так будет. Люди с трудом прощают успех. И богатство – с трудом. Всегда ведь первой приходит мысль: чем я-то хуже?

А ничем! Просто кому-то везет, а кому-то…

Мне, считай, повезло. Так думали все. Так поначалу думала и я сама.

А потом… Слава богу, что об этом не знали – никто не знал, даже подруги. Мы друг перед другом выпендривались, как могли. Мерились всем – успехом, тряпками, квартирами, мужьями. Любовниками.

Но я о любовниках не говорила ни с кем и никогда! Потому что понимала: шаг в сторону и тут же расстрел! Так у него уже было – в первом браке. И он, несмотря ни на что, тут же ушел. А какая там была любовь!

Потом я стала ее жалеть. Нет, правда, жалела! Иногда говорила: «Отвези туда деньги!»

Он морщился и делал вид, что не понимает: «Куда – туда? Что ты имеешь в виду?»

«Милый, туда! – ворковала я. – Ей! Ей же так сложно, а для нас – пустяки!»

«Это не твое дело! – жестко отрезал он. – Совсем не твое! Ты поняла?»

Я кивала, опускала голову и вздыхала. Я понимала. Я из понятливых. Но знала, что он задумается. И деньги отправит. Девочку ее жалел. Даже любил. Своих детей не было – ни она не родила, ни я не сподобилась.

Я не хотела детей. Вообще не хотела. А от него – тем более. Боялась: вдруг девочка и вдруг – некрасивая? В него, в отца.

Глупость, конечно. Вранье. Чего тут бояться? Просто не хотела и все! Потому что себя очень любила. Хотела спокойной жизни. Да и мамочку помнила… И Полина моя всегда говорила: «Ох, не рожайте, Лидия Николаевна! С дитем надо быть постоянно! Прижать после родов и не выпускать! Как иголкой пришить! А вы? Разве сможете? Вот и я не смогла… Такая беда».

Я смеялась: «Ну, так что же ты? Ты почему не смогла? Я – это понятно. А ты? Ты, Полина? Езжай домой, расти дочку! Что ты засела тут? Что приклеилась? Мы ведь тебе чужие».

Она обижалась и уходила плакать. Дурная баба. Но я без нее – никуда!

Однажды подумала: раз она так легко… Ну в общем, отказалась от дочки… Значит, все не так сложно? Значит, можно и так? И получается, что я – права?

Нет, Краснопевцев его, моего Коленьку, никогда не забрал бы – я это точно знаю. Он вообще не имел сердечных привязанностей и с родней не общался. Родственных связей не понимал.

Полину, кстати, он не очень любил – осуждал. Как она может оставить родную дочь и сидеть тут, при тебе?

Я пожимала плечами: зарабатывает. Дочке на приданое.

Хотя сама понимала, что это не так. А он пожимал плечами: «Она что, в Средней Азии, ее дочь? Без приданого ее не возьмут?»

Да, осуждал. Однажды спросил:

– А что вы, Полина, никогда дочку свою не привезете в Москву? Столицу показать, Мавзолей…

Поля моя струхнула и покраснела:

– Да бабушку старую не с кем оставить!

– А-аа! – кивнул Краснопевцев. – То есть это она, ваша дочь, за бабушкой следит, а не бабушка за внучкой?

Говорил, что Поля слишком суетливая и не поймешь, что у нее внутри.

– Суетливая, да! Потому что старается нам угодить, – защищала я Полю. – А что там внутри – так какое нам дело? Я вот тоже, например, не знаю, что у тебя внутри!

Он удивился, но промолчал… Чует кошка, чье мясо съела!..

Он вообще был странным, мой муж. Сколько в нем было намешано! Ужас! То мертвого воробья пожалеет и зарыдает… А то человека сомнет и даже не вспомнит! Я часто думала: какой он? Конечно, плохой! И жестокий. И если ему наперерез – так горло перегрызет, это точно.

А подхалимов ненавидел! И прилипал. Отбрасывал их, как прихлопнутого комара со щеки. Смахнул и забыл.

И таланты иногда привечал – вытаскивал из дерьма, нищеты. Защищал. Помогал, чем мог. А мог он многое! Был недоверчив и всех подозревал. Комплексы? А иногда, наоборот, был так доверчив, что и дитя бы посмеялось! На совершенно очевидные вещи глаза закрывал. А потом сам же и удивлялся: «Как я мог? Старый осел!»

Иногда был жаден – копейки считал.

«Нет, Лида! Достаточно! Хватит с тебя золотишка! И так вся как елка! Просто сверкаешь».

А то вдруг Полю начинал проверять – чеки из магазина требовал. Поля рыдала: «Не доверяет?»

А иногда… Мог закатить пир на весь мир и развернуться на всю Москву!

По-купечески мог гулять, без головы. Аж противно! Дал денег на первый взнос в кооператив своему ученику Азамату – узбеку из Самарканда. Талантливому, да. Кто же спорит? А Полине, которая прослужила у нас столько лет, – ни рубля! Ни к празднику, ни ко дню рождения.

Подарки – пожалуйста! Но не деньгами. «У нее есть зарплата».

Я, конечно, давала. Но втихаря. Если б узнал!.. Не денег пожалел бы – какие там деньги? Так, ерунда! Важно то, что ослушалась его.

Считал себя хозяином и любил, чтоб его все боялись. И никогда не знал про расходы! Сколько пошло на ремонт, сколько на мебель…

А иногда вдруг: «Сколько берет твоя косметичка? Десять рублей? Да ты что, очумела?»

И косметичку я стала приглашать, когда он отбывал в командировки.

Сталина уважал, хотя признавал «перегибы». Я тут же вспоминала своего любовника. Того, что пил. Ох, как он рассказывал про «рябого»! И что!! У меня тогда кровь в жилах стыла. И я ему верила…

Вот Хрущева мой муж презирал, обзывал его «кукурузником», крестьянином тупорылым.

А мой любовник говорил, что за развенчание культа «рябого» Хруща уже можно назначить в святые.

Его, Краснопевцева, ненавидели и обожали. Правда, последних было немного. Те, кому он когда-то помог. Говорили гадости за спиной, судачили, что он, дескать, погубил много невинных душ… Но с ним считались! Он был всемогущ.

Сложный он был человек… Непростой. Даже тяжелый.

А я прожила с ним почти двадцать лет.

А как прожила – так это…

Сама виновата. Он тут ни при чем.

Я сама себе такую жизнь устроила. И не жалею.

Ох, как мысли путаются! Вот она старость!

А как готовила моя Полина! Ах, какие супчики делала! С утра на рынок, на Центральный – все свеженькое, творожок, сметанка, яички. Парная курочка, парное мясцо. Все у нее там были «свои» – и молочница, и мясник, и зеленщик. Капусту сама квасила – рынку не доверяла. У молочницы на руки смотрела, на ногти: если что не так – не возьмет. Хорошо на все эти темы соображала. В домашних делах была гением быта! Мы за ней были как за каменной стеной, это да. А гладила как – и-де-аль-но! Ни складочки, ни заломчика. А подшивала? Строчки не видно. И убиралась прекрасно – нигде ни пылинки! Раз в неделю – генеральная. Окна, шторы, углы. Всю мебель передвигала. Гигант! А как пекла!.. Таких пирогов я нигде больше не ела! Гости наши нечастые только ахали: «Как же вам с Полечкой повезло! Счастливая вы, Лида!» Пару раз даже хотели переманить! Но не такая моя Поля. Дураки! Здесь ведь не в деньгах дело, а в любви!

Поля меня обожала. Так меня, наверное, никто не любил…