Мария Метлицкая - Миленький ты мой

А я и балдела! Я была счастлива! Как немного, оказывается, нужно для счастья!

Или много? Свобода.

Улыбкин подошел минут через двадцать.

– Замерзли? – поежился он.

Я только пожала плечом.

– Ну, двинули?

Я кивнула.

Мы сели в его машину – скромный и далеко не «юный» «Фиат». В машине было довольно неряшливо – пустые пачки от сигарет, куча разных бумаг, какие-то пакеты, несколько книг и газет, ополовиненная бутылка воды, в прозрачном пакете – подсохшие полбатона, пачка быстрой лапши.

Странно… – подумала я, – а с виду аккуратист…

Улыбкин, кажется, смутился, перехватив мой удивленный взгляд.

– Да некогда все… – коротко бросил он.

Я не ответила и стала смотреть в окно. А мне-то какое дело? Мне надо сделать то, что я должна. Все! Поможет – большое спасибо! А бардак в его машине… мне как-то до фонаря.

Мы подъехали к высотке, где прошли последние месяцы моей жизни. Жизни с ней .

Вошли в подъезд, и консьержка, самая противная и въедливая из всех – кажется, Дарья Ивановна, – быстро глянула на него своим опытным и прозорливым оком. И… ничего не спросила. Вот чудеса! Обычно она устраивала настоящие допросы с пристрастием.

На меня она даже не посмотрела.

На двери все так же, крест-накрест, висела бумага.

Улыбкин громко вздохнул и сорвал ее. Сунул ключ в замок и отпер дверь.

– Входите! – сказал он. – И… собирайтесь!

Я кивнула и прошла в комнату Лидии Николаевны. По сторонам я старалась не смотреть – ни на ее кровать, ни на кресло, ни на тумбочку, где лежали ее книги, ее очки и стояли ее лекарства.

Я открыла шкаф и стала «листать» ее вещи. Темное платье, шелковый шарфик, нижнее белье, черные лодочки без каблука… Ну, кажется, все! Господи! А документы на могилу?

Они лежали у нее в тумбочке. Лидия Николаевна мне их показывала как-то. А я еще смотреть не хотела… Она настояла: вот здесь, Лида! Вы меня поняли?

Следователь Улыбкин дожидался меня, стоя в дверном проеме, и молча наблюдал. Заметив его, я смутилась.

– А я… могу забрать свои вещи? – спросила Улыбкина.

Он молча кивнул. Я зашла в кабинет и оглянулась – мой следователь за мной… не последовал.

Я быстро побросала в чемодан свои тряпки и, оглянувшись, засунула руку под жесткий валик дивана – там был мой схрон, где я держала свои жалкие сбережения. Я вытащила конвертик с деньгами и сунула в сумку.

Выдохнув, я вышла в коридор и сказала:

– Можем идти. Я готова.

Улыбкин стоял посредине гостиной и разглядывал картины на стенах.

– Красиво тут… было! – грустно сказал он. – Когда-то было. А вот сейчас…

Он замолчал.

– А квартира роскошная, да… Жалко, что вам не досталась !

Я с удивлением глянула на него:

– Жалко? Смешно!.. А почему, собственно, она должна была мне достаться?

Я пожала плечами и пошла к выходу.

Он – следом за мной.

Потом он запер дверь и прихлопнул ладонью бумагу с печатью.

Мы молча сели в лифт и молча вышли на улицу.

– А теперь снова, увы, туда… – сказал Улыбкин. – Надо передать одежду и все это оформить.

И мы поехали.

Все, что необходимо в таких случаях, было совершено довольно быстро – дело налаженное, что говорить. После морга мы поехали на кладбище. Вместе.

Я не задавала вопросов, хотя сильно удивлялась: зачем он едет со мной?

В кладбищенской конторе был народ. Много народу. Но следователь Улыбкин зашел в кабинет к начальнику, и все решилось минут за десять.

Похороны были назначены на завтра, на десять утра.

– Вот, – хмыкнул он, – пользуюсь служебным положением! – и при этом качнул головой, словно осуждая себя.

Мы вышли на улицу. Ветер утих, и небо очистилось от облаков.

– Ну, а теперь… вы куда? – смущенно спросил следователь Улыбкин.

– Куда-нибудь… – ответила я и пожала плечами.

– Послушайте! – Он сморщил лоб и чуть покраснел. – А вы, наверное, тоже голодная? Я, если честно, как волк!

И он с испугом посмотрел на меня:

– А может… Пойдем, поедим?

Я растерялась. А впрочем… Почему бы и нет? В конце концов он так мне помог! Да если б не он… И есть, кстати, я хотела не меньше его.

Я пожала плечами и кивнула.

И мне показалось, что он обрадовался.

– Не люблю есть в одиночестве, – словно оправдался он.

Минут через десять мы притормозили у какой-то кафешки со смешным названием «Пельмешки – Варенички».

– Пойдет? – спросил он.

Я кивнула. Мне хотелось наконец сесть и согреться. Расслабиться. Съесть чего-нибудь горячего, выпить крепкого и сладкого чаю.

Мы вошли внутрь и сели за столик. Тихо играла музыка, народу было совсем немного. И главное – было тепло! Я села на стул и только тогда поняла, как страшно, безумно, смертельно устала.

Мы заказали кучу всего, как обычно поступают очень голодные люди.

Улыбкин делал заказ и при этом громко сглатывал слюну. Мне стало смешно, а он снова смутился.

И мы, конечно, объелись. Мы, не стесняясь, ели так много и жадно, что когда наконец наелись и откинулись на спинку стульев, оба расхохотались!

– Мечта исполнилась! – сказала я. – Тепло и сыто!

– И это все? – удивился он. – «Мечт» больше нет? Скромно как-то… И скучно.

Я смутилась:

– Ну нет, почему… Есть еще парочка. Например, море… Я там не была. И еще – Петербург! Я обещала туда обязательно поехать – обещала одному хорошему человеку. А не получилось… Может, пока?

Он согласно кивнул:

– Все впереди!

Мы вышли из «Пельмешек» на улицу, где стало уже совсем темно.

Улыбкин закурил и поежился:

– Ну и погодка!..

А меня «погодка» вполне устраивала! Мне вообще все нравилось в этот вечер: и этот мелкий, моросящий, колючий дождик, и холодный, неласковый ветер… И мутный свет от фонаря. И собака, проходящая мимо и лениво тявкнувшая на нас.

Я… жива! Я живу! А все остальное… Какая же чушь – все остальное, господи… Особенно ветер и дождь…

– Ну… – спросил он. – А теперь вы… куда?

Я пожала плечами:

– В гостиницу. Завтра рано вставать.

– Да бросьте вы! Какая гостиница?! – разгорячился мой следователь. – Что деньги напрасно палить? Здесь цены в гостиницах, знаете ли!.. Совсем запредельные! Это ж Москва!

Я улыбнулась:

– Ну, тогда на вокзал! Там, надеюсь, бесплатно?

Улыбкин махнул рукой:

– Придумали тоже!.. Поедемте ко мне! А утром… я вас отвезу – мне все равно по дороге!

Я покачала головой:

– Спасибо. Но – нет! Вы… и без того столько сделали для меня… Я… как-нибудь. Не пропаду, не беспокойтесь! Приезжие ведь народ живучий! Ко всему приспособятся.

– Это я знаю!.. – кивнул он в ответ. – Я и сам, знаете ли… Из понаехавших! Правда, здесь уже довольно давно. Одиннадцать лет.

– Привыкли? – спросила я.

– Уже – да! А первые лет пять… – он махнул рукой, – думал – свихнусь! Жрал меня этот город! Жрал по кускам!