Джессика Кнолл - Счастливые девочки не умирают

— Не знаю, много ли было от меня толку, — сказал Эндрю. — Я никогда не сталкивался с таким недоброжелательным отношением, как здесь. Может, все переменилось, когда я сам учился в старших классах, просто внимания не обращал. Впрочем, нет, я бы все-таки заметил. Я сразу почувствовал, что атмосфера в Брэдли гнилая. У тебя не было шансов прижиться здесь.

Что за ерунда. Шанс всегда есть. Просто свой я профукала.

— Я не отличалась умом и сообразительностью. Зато в Брэдли я научилась постоять за себя. — Я провела костяшками пальцев по рифленой металлической поверхности стола. — Артур многому меня научил.

— Есть более подходящие способы обучения, — возразил Эндрю.

— Жаль, я не узнала о них раньше, — ответила я с грустной улыбкой. — Пришлось довольствоваться тем, что было.

Эндрю уткнул подбородок в грудь, словно собирался с мыслями перед тем, как провести важную параллель между музеем естествознания и страхом перемен Холдена Колфилда.

— Ну что же, откровенность за откровенность, — кашлянув, сказал он. — Я тоже должен кое в чем признаться.

Луч яркого света освещал Эндрю со спины, так что он казался темным изваянием, безликим и ничего не выражающим. У меня заколотилось сердце. Я была уверена, что Эндрю собрался сделать важное признание. Наша особая связь, волнующая химическая реакция между нами, — не игра моего воображения.

— В чем?

— Тот ужин с тобой и Люком. Мир, конечно, тесен, но я… — Эндрю шумно вдохнул. — Я знал, что Люк — твой будущий муж. И устроил ужин, чтобы встретиться с тобой.

От надежды меня бросило в жар.

— А как ты узнал?

— Один сотрудник, знавший, что раньше я преподавал в Брэдли, сказал, что Люк женится на девушке из этой школы. Люк и прежде говорил о тебе, называя тебя Ани, но я не припоминал, чтобы в Брэдли учились девушки с таким именем. В общем, я зашел в Фейсбук… — Эндрю забарабанил пальцами по воображаемой клавиатуре, потом по-женски кокетливо закрыл лицо руками и рассмеялся. — Стыдно признаться, но я зашел на страничку Люка, увидел тебя на фотографиях и не поверил своим глазам.

Небо давно потемнело, и комната замерла, вобрав в себя ночные тени. На секунду что-то заслонило свет, лившийся с улицы через окно, ослепительный ореол позади Эндрю погас, и я смогла разглядеть его лицо. Он был чем-то напуган.

Перед старым зданием школы остановилась маленькая серебристая машина с надписью «Охрана». Водитель распахнул дверцу, вышел из машины и деловито направился ко входу.

Сердце в груди запрыгало вверх и вниз — верный знак, что меня вот-вот начнет безостановочно трясти. Нет, я не страдаю от панических атак. Панические атаки — для хилых невротиков и тех, кто боится летать самолетами. Их демоны, какими бы они ни были, и рядом не стояли с холодящим ожиданием неизбежной беды, которое терзает меня с того дня, как я живой выбралась из столовой.

— Нас засекли?

— Не знаю, — ответил Эндрю.

— Что он тут забыл?

— Не знаю.

Охранник вошел в здание, и где-то вдалеке хлопнула дверь.

— Кто здесь? — прокатилось эхо.

Эндрю приложил палец к губам и жестом подозвал меня к себе. Он отодвинул стул, и — я просто не могла в это поверить! — мы вместе нырнули под учительский стол. Эндрю пришлось сложиться в три погибели, чтобы я тоже поместилась.

Мы затихли, тесно прижавшись коленями друг к другу. Эндрю притянул стул на место и, обернувшись ко мне, заговорщицки ухмыльнулся.

Сердце у меня замерло — вот еще одно отличие от панической атаки: никакого отчаянного сердцебиения, поникший белый флаг, — и через минуту я ощутила в комнате чужое присутствие. А вдруг это вовсе не охранник, которого мы видели из окна? Из года в год «Женский журнал» предостерегал читательниц о преступниках, которые переодеваются полицейскими, сантехниками или курьерами, чтобы проникнуть в машину, квартиру или добраться до хозяев и изнасиловать, изувечить, убить. Поле зрения сузилось до точки, как на гаснущем экране допотопного телевизора. Кажется, я не дышала. В глазах померкло, и краем сознания я отметила, как остановилось сердце.

По комнате прошелся луч света.

— Есть тут кто?

У Бена был такой же тихий и бесцветный голос. «Ку-ку», — монотонно произнес он тогда. Словно заурядное «привет», «нет», «конечно». Мистер Ларсон прикрыл рот ладонью, и по морщинкам в уголках глаз я поняла, что он с трудом сдерживает смех. У меня почему-то задрожали бедра. Почему вдруг бедра? Наверное, дрожь началась в коленках, но передалась выше.

Луч света пропал, и шаги удалились. Однако я знала, что он еще там, чувствовала затылком. Он нарочно затопал, а затем на цыпочках подкрался обратно к двери и дожидался, пока мы, два наивных идиота, выберемся из укрытия. Подражатель. В Брэдли притворялись, будто ученикам не стоит об этом волноваться. Но мы волновались. И волнуемся по сей день.

— Кажется, ушел, — прошептал мистер Ларсон.

В ужасе распахнув глаза, я замотала головой.

— Что? — шепнул мистер Ларсон и отодвинул стул.

Я схватила его за запястье и затрясла головой, умоляя не двигаться.

— Тифани. — Мистер Ларсон опустил глаза на мою руку, вцепившуюся в его рукав. В его глазах мелькнул ужас. Мы обречены, подумала я. — У тебя руки как лед…

— Он еще здесь, — беззвучно проговорила я.

— Господи, Тифани! — Мистер Ларсон стряхнул мою руку и выполз из-под стола, не обращая внимания на мои отчаянные попытки зазвать его обратно. Когда он поднялся на ноги, опираясь на стул, я забилась в уголок. Сейчас громыхнет выстрел, расколов голову мистера Ларсона надвое.

— Он ушел, — услыхала я.

Мистер Ларсон опустился на колени, заглянул под стол и посмотрел на меня, дикую кошку в клетке.

— Все в порядке. Охранник ушел. Он не стал бы в нас стрелять.

Я не шевелилась. Мистер Ларсон уронил голову на грудь и с глубоким сожалением вздохнул.

— Тиф, прости. Черт, я даже не подумал про стол. Прости.

Весь вечер я носила маску жертвы, считая, что Эндрю хочет видеть меня именно такой. Но во мне не было ни капли притворства, когда я обессиленно протянула к нему непослушные дрожащие руки, так что Эндрю пришлось ухватить меня за локти, чтобы вытащить из-под стола. У меня подкосились ноги, и Эндрю прижал меня к груди. Мы простояли так куда дольше, чем следовало, ничего не предпринимая. Наконец его рука вопросительно скользнула по моей пояснице. Мы поцеловались, и нахлынувшее облегчение после всего пережитого захватило нас целиком.

Насколько мне помнится, все в больнице было зеленым. Зеленые полы и стены, желтовато-зеленые круги под глазами медсестер. Меня даже вырвало чем-то зеленоватым в унитаз. Я смыла, подумав о том, сколько раз мама говорила мне почаще менять нижнее белье: «Тифани, а вдруг ты попадешь в аварию?» Не то чтобы трусы, которые я только что сняла, были совсем несвежие, но они были заношенные, с дыркой впереди, через которую выбивался пучок лобковых волос. Пройдет много лет, прежде чем я стану регулярно раздвигать ноги в салоне эпиляции. «Убираем всё?» — «Всё».