Джессика Кнолл - Счастливые девочки не умирают

— Можно я здесь присяду? — спросила Анита, указав на стул возле койки.

— Конечно, — сказала я, безразлично пожав плечами.

Анита хотела усесться, подобрав ноги под себя, но сиденье было крошечным и неудобным. Она села прямо, непринужденно закинув ногу за ногу, и обхватила руками колено. Ее ногти были покрыты бледно-лиловым лаком.

— За последние сутки тебе выпало слишком много всего, — сказала Анита, что было правдой лишь наполовину. Двадцать четыре часа назад я нехотя вылезала из кровати. Двадцать четыре часа назад я была обычным дерзким подростком, который не хочет идти в школу. А восемнадцать часов назад я увидела осклизлое содержимое черепа, а еще — лицо с оборванными губами и содранной кожей.

Я кивнула, хотя ее предположение оказалось неверным.

— Хочешь поговорим об этом?

Мне импонировало, что Анита сидит рядом, а не напротив, и не впивается в меня взглядом, как патологоанатом в наформалиненный труп. Спустя годы я узнала, что это психологический трюк, с помощью которого можно расположить к себе собеседника. «Если вы хотите серьезно поговорить с парнем (ненавижу это словечко!), начните разговор, когда ведете машину. Он охотней прислушается к вашим словам, если будет сидеть рядом», — советовала я в одной из статеек для «Женского».

— Артур умер? — спросила я.

— Да, Артур мертв, — будничным тоном ответила Анита.

Мне было дико слышать эти слова от человека, который никогда не знал Артура и до недавнего времени даже не догадывался о его существовании.

— А еще кто? — осмелилась спросить я.

— Энсили, Оливия, Теодор, Лиам и Пейтон. — Вот как, значит, Тедди звали Теодором. — Ах да, и Бен, — прибавила Анита.

Больше она никого не назвала. Я выждала немного и спросила:

— А Дин?

— Дин выжил, — ответила Анита. У меня отвисла челюсть. Я была уверена, что он мертв. — Хотя серьезно ранен. Скорее всего, он больше не сможет ходить.

— Не сможет ходить? — переспросила я, прикрыв рот краешком одеяла.

— Пуля вошла в пах и задела позвоночник. Дина лечат лучшие врачи, — сказала Анита. — Ему повезло, что он остался в живых.

Я непроизвольно сглотнула слюну и одновременно с этим икнула. В груди заныло.

— А что стало с Беном?

— Застрелился, — ответила Анита. — Они с Артуром изначально планировали застрелить друг друга. Так что тебе не стоит себя винить.

Мне не хотелось признаваться ей, что я вовсе себя не виню. Я вообще ничего не чувствую.

В дверях возникла мама с пухлым рогаликом в одной руке и пачкой апельсинового сока в другой.

— Я нашла плавленый сыр!

Мама разрезала рогалик и намазала его сыром, не очень густо, но мне так хотелось есть, что я не стала ворчать. Просто удивительно, до чего есть хотелось. Не так, как в обеденный перерыв, когда после завтрака прошла всего пара часов, а на уроке истории живот вдруг начинает громко урчать. Из желудка голод как будто распространился по всему телу. Собственно, в желудке ничего не болело, однако руки и ноги ослабели донельзя; тело это чувствует, и челюсти работают в ускоренном темпе.

Сок я выпила одним махом. С каждым глотком жажда усиливалась, и напоследок я смяла картонную пачку, чтоб высосать всё до последней капли.

Мама предложила принести что-нибудь еще, но перекус помог мне восстановить силы и встать лицом к лицу с реальностью. Незримой волной нахлынула реальность происшедшего. Она настигала меня, куда бы я ни повернулась, куда бы ни пошла, окатывая отчаянием всё вокруг.

— Скажите, пожалуйста, — обратилась Анита к маме, подняв на нее просящий взгляд, — я могу поговорить с Тифани наедине?

Мама распрямила плечи и приосанилась.

— Если Тифани этого хочет…

Именно этого мне и хотелось. Благодаря поддержке Аниты я почувствовала в себе достаточно сил, чтобы настоять на своем.

— Выйди, пожалуйста, мам, — попросила я как можно более мягко, чтобы мама не обиделась.

Не знаю, что она ожидала услышать, но мой ответ, похоже, ее огорошил. Она собрала использованные салфетки и пустую пачку сока и сухо сказала:

— Тогда ладно. Если вдруг понадоблюсь, я буду в коридоре.

— Не могли бы вы прикрыть за собой дверь, пожалуйста? — попросила вдогонку Анита, и маме пришлось повозиться с ограничителем, из-за которого дверь никак не хотела закрываться. Бедная мама, подумала я. Наконец дверь сдвинулась с места, и в сужающемся просвете я увидела маму, стоящую в коридоре. Не зная, что я смотрю на нее, она запрокинула голову кверху, изо всех сил обхватила руками свое тощее тело и стала раскачиваться из стороны в сторону, скривив рот в немом крике. «Обними же ее, черт побери!» — чуть не заорала я отцу.

— Мне показалось, ты чувствуешь себя скованно в ее присутствии, — объяснила Анита.

Я промолчала. Теперь мне хотелось защитить маму.

— Тифани, я знаю, что ты много пережила, слишком много для девочки твоего возраста. Но мне нужно поговорить с тобой об Артуре и о Бене.

— Я еще вчера всё рассказала сержанту Пенсакоулу.

Выбежав из столовой в святой уверенности, что Дин тоже мертв, я метнулась к тому же выходу, что и Бет, но в отличие от нее я не визжала как резаная, не желая привлекать к себе внимание. Я не могла знать, что к тому моменту Бен уже выстрелил себе в рот. Добежав до спецназовцев, пригнувшихся к земле, я решила, что они целятся в меня, и повернула обратно, к зданию школы. Один из них меня нагнал и отвел к толпе обалделых зевак и затрапезно одетых мамаш, которые истерически выкрикивали имена своих чад мне в лицо.

— Я его убила, я его убила! — повторяла я, когда врачи «Скорой» пытались натянуть на меня кислородную маску. Вмешались полицейские, и я рассказала, что стреляли Бен и Артур.

— Артур Финнерман! — кричала я, но они всё переспрашивали: «Бен — фамилия? Артур — фамилия?» С перепугу я даже не могла вспомнить, как фамилия Бена.

— Я знаю, — ответила Анита. — Полиция очень благодарна тебе за информацию. Но я бы хотела поговорить не о вчерашнем. Мне нужно составить психологические портреты Артура и Бена, чтобы понять, почему они сделали то, что сделали.

Такой поворот меня насторожил.

— Вы из полиции? Я думала, вы психиатр.

— Я судебно-медицинский психолог, — ответила Анита. — Иногда полиция Филадельфии привлекает меня в качестве консультанта.

«Хуже, чем из полиции», — подумала я и вслух спросила:

— Так вы из полиции или нет?

Анита улыбнулась, и в уголках глаз обозначились три глубокие морщины.

— Не из полиции. Хотя, если говорить начистоту, все, что ты мне расскажешь, я передам полиции. — Поморщившись, она заерзала на неудобном стуле. — Я знаю, что ты уже сообщила следствию много ценного. Я бы хотела поговорить с тобой об Артуре. О вашей дружбе. Ведь вы дружили?