Виктория Токарева - Кругом один обман (сборник)

Жизнь вообще многовариантна и многослойна, как фуга Баха. Надо только услышать главную партию, побочную партию и уметь отделить одну от другой.

Я построила дом, который мне нравился за одним исключением. Я не предусмотрела спальню на первом этаже, а лестница на второй этаж оказалась крутовата. Расстояние между ступенями – семнадцать сантиметров, а надо пятнадцать. Два сантиметра решили дело. Иногда такая мелочь становится роковой.

Как это произошло? Как случилось, что я не предусмотрела нужный наклон своей лестницы?

Рассказываю.

Мои рабочие (белорусы) уехали к себе в село сажать картошку. А может, собирать урожай. Не помню. Я осталась одна, и ко мне во двор забрел мужик. Представился: зовут Петрович, живет в Архангельске, работает пожарным. Умеет складывать камин. Не нужен ли мне камин?

Нужен.

Петрович сложил угловой камин за два дня. Вывел на крышу трубу. Продемонстрировал результат. Камин работал как зверь. Тяга такая, что вытянет кота.

Я спросила: сколько? Петрович мялся. Ему неудобно было брать с меня деньги. Я его приютила, кормила. Он считал, что этого достаточно.

Наш поселок кипел шабашниками. Все как стервятники. За рубль в церкви пернут. А мой Петрович сложил суперкамин и не решается взять честно заработанные деньги. Стоит, стесняется, как чеховский студент.

После перестройки нация испортилась, но не окончательно. Остались золотые острова в виде Петровича. Было понятно, что «я его никогда не увижу, я его никогда не забуду».

Он уехал и оставил на душе тихий праздник, как рассвет над Москва-рекой.

Вернулась моя бригада.

Вошли в дом. Широкий камин сиял в углу. Каждый кирпич был покрыт лаком. Угловой камин-красавец. Но… Он занял то место, где должна была стоять лестница.

– А где мы поставим лестницу? – спросил меня прораб Борька.

Я все поняла. И зарыдала.

Мои белорусы не представляли себе, что я могу плакать.

А я могу.

Было непонятно: что же теперь делать? Разрушать камин? Рука не поднималась. Ставить лифт?

Пришел хороший архитектор с чешской фамилией Лаучка, все просчитал. Сварщики сварили жесткую лестницу из швеллера. Покрыли металл деревом. Все обошлось, единственно расстояние между ступенями составляло семнадцать сантиметров при норме пятнадцать. А еще лучше тринадцать.

Но хорошо хоть так.

Какой-то кусок жизни я бегала по этой лестнице вверх-вниз, потом ходила. А потом встал вопрос: надо создать дополнительную спальную комнату на первом этаже.

Время идет вперед и никогда назад. И мое время тоже будет идти вперед, и об этом надо подумать сегодня. Умные люди заранее готовят свое будущее.

Встал вопрос: где расположить будущую комнату, позади дома или сбоку?

Позади дома росла вековая ель, которая простиралась до неба. Она закрывала солнце, была очень мощная и старая. Не удивлюсь, если она видела Льва Толстого, хотя зачем было Льву Николаевичу ехать в Подмосковье? У него был свой дом в Ясной Поляне, кстати очень маленький для большой семьи.

Близкая подруга насоветовала мне бригаду строителей из Западной Украины. Она проверила их в работе и осталась довольна.

Рекомендация – большое дело. Мало ли кто припрется?

В 90-е годы еще не было строительных фирм, орудовали шабашники – обычные рукастые мужики, а иногда и криворукие. У них даже не было инструментов – ни топора, ни гвоздя. Являлись с голыми руками. Приходилось бродить по поселку, как бездомная собака, и клянчить то одно, то другое.

Моя бригада была сбита в стаю. У них оказался прораб Колька и все, что надо для работы, включая машину «Лада». Если чего не хватает, можно махнуть на базар и купить.

Колька – сорокашестилетний высокий крепкий мужик в комбинезоне на американский манер. На голове – бейсболка с длинным козырьком. Все вместе с голубым честным взором внушало доверие. Рядом крутился двадцатилетний сынок – белобрысый, белозубый, нахальный, прикрытый отцовской любовью.

Позади Кольки как греческий хор стояла бригада. Примерно шесть человек. В темных рабочих одеждах, скромные, тихие. Я бы сказала: забитые. Колька смотрелся на их фоне как султан Сулейман. Его распоряжения не обсуждались и выполнялись беспрекословно.

Я недолго сомневалась: нанимать Кольку или нет? Раз он тут стоит, значит – бог послал. А если бог послал – надо брать.

Я видела, конечно, что Колька хитрован, клейма негде ставить, но они все такие. Приезжают на заработки, живут как рабы, мужественно сносят все тяготы и лишения. Их главная задача – заработать и уехать домой с деньгами.

А моя главная задача – комната на первом этаже.

Колька назвал цену. Она меня не напугала. Я еще не знала, что первая цена – это приманка. Сыр в мышеловке. В дальнейшем эта цена удваивается, утраивается и упятеряется.

Однако комната – главнее денег.

У меня два сна – дневной и ночной. Я два раза в сутки должна карабкаться вверх и вниз, преодолевать маршрут. А время, как я уже говорила, идет вперед, «года к суровой прозе клонят». К тому же я – человек не спортивный. Не люблю трудности и преодоления.

Выбираем место для пристройки.

Колька убежден, что комнату надо пристраивать позади дома, как бы продолжить дом. Но ель…

Один из рабочих по имени Васька надевает на ноги «когти» и лезет на дерево. Он взбирается ловко, как обезьяна, при этом обезьяна некрупная, мартышка. Добирается до верхушки и сидит там, обхватив ствол руками и ногами.

Ветер активно раскачивает верхушку, и Васька раскачивается влево и вправо с довольно широкой амплитудой движения.

Мне кажется, это страшно. Но Васька прижался щекой к стволу, сидит с ним в обнимку, и его мотает между небом и землей.

Далее в его руках оказывается пила «болгарка». Васька начинает резать дерево по кускам.

Сначала отделяется верхушка. Потом Васька опускается на метр и режет ствол ниже. Это похоже на фокусы Дэвида Копперфильда. Куски дерева падают отвесно и точно в цель, не задевая крыши моего дома.

Через час от ели остается высокий пень. Это невозможно себе представить, но это так. Пень и гора веток. Рабочие сноровисто обрубают ветки от ствола и жгут их на открытом месте. Смолистая хвоя горит с веселым треском, пламя рвется в небо. Через час нет и веток тоже. Только ствол, разрезанный на ровные куски.

Колька озвучивает цену за ель. Я даю в два раза больше. Вторая цена – это плата за страх. Есть то, что дороже денег, а именно – глубокое удовлетворение результатом труда. Не просто сделано, а сделано максимально хорошо.

Мопассан вообще считал, что смысл жизни – делать свою работу хорошо. Не важно, какую работу: написать книгу или свалить дерево.

Я плачу удвоенную цену за сброшенную ель и за смысл жизни. Колька быстро соображает, что я – интеллигентка, восторженная дура, мною можно манипулировать.