Дэниел Киз - Пятая Салли

В том, что Роджер меня любит, я не сомневалась. Часть меня воспылала к нему еще при первой встрече. Он это переносом называет – ну и что? Я покажу ему: дело не только и не столько в переносе. Роджер за последние месяцы изменился. Душевнее стал, внимательнее, деликатнее.

Мне встретилась женщина с двумя маленькими детьми, и я внезапно поняла, что тоже изменилась. О своих близнецах я не вспоминала с того дня, когда звонила Ларри. То есть очень давно. Снова время шутит со мною шутки. Некоторые дни растягиваются, как резинка. Другие дни, и даже целые недели, проваливаются, исчезают без следа, без воспоминания. Но как я могла забыть про родных детей? Нужно непременно с ними увидеться. Решено: я приеду к Пэту и Пенни без приглашения. Сюрприз устрою. Нет, нельзя. Ларри, наверно, ужасно на меня зол. За что? Да вот хотя бы за телефонные звонки, о которых я не помню. А я все еще люблю Ларри и хочу его вернуть. Нет. Не то. Я его не люблю и уж точно не желаю возвращения к прошлому. В чем тогда дело? Незаметно я оказалась в Рокфеллеровском центре. Села на скамью. Конечно, часть меня по-прежнему любит Ларри – ведь он женился на мне, забрал из кошмарного места, которое я называла домом. Только это была не любовь. Это была зависимость. Может, и с Роджером то же самое?

Я зашла в телефонную будку, нашарила в сумочке мелочь. После третьего гудка ответила Анна.

– Только не бросайте трубку. Это Салли.

– Боже! Опять! И как не надоест!

– Послушайте, Анна, я изменилась. Я звоню, чтобы извиниться перед вами и перед Ларри за все проблемы, что вам доставила. Я понимаю, вы проявляли ко мне огромное терпение. Я вам благодарна. К прежнему возврата не будет. Я прошла курс лечения. Врач очень знающий, опытный. Кажется, я совершенно выздоровела. Только не думайте, что я была сумасшедшая. У меня синдром… вы, наверное, о таком слышали – синдром расщепленной личности. В смысле, был. Сейчас я от этого избавилась. Неприятности причиняли мои альтеры. Поэтому я не помнила, что творила.

– Салли, это ты?

Голос принадлежал Ларри. Наверное, он взял трубку на параллельной линии.

– Да, это я – цельная, адекватная Салли, которая полностью себя контролирует. Я почти все теперь помню, и…

– Как-то по-другому говоришь, – выдал Ларри.

– Просто трюк новый выдумала, – предположила Анна.

– Ваши подозрения оправданны, хотя в данном случае и напрасны, – сказала я. – Вам необходимо понять, что в прежние разы я была не я, а несколько совершенно разных личностей. Может, как-нибудь я загляну в гости и тогда все объясню подробно и по-научному. Особенно мне хочется объяснить все детям, а то они, бедняжки, не понимают, что с их мамой происходило. Если бы Пэт и Пенни поняли, что я их очень люблю и что никогда не желала им зла, мне бы этого хватило для счастья.

– Похоже, на сей раз она не врет, – пробормотала Анна.

– Постой, Салли, – заговорил Ларри. – Ты и правда не досаждала бы нам, если бы дети все насчет твоей болезни поняли?

– Да. Клянусь.

– Ты же их захочешь отсудить, разве нет?

– Захочу, конечно. Я ведь мать. Но «захотеть» и «сделать» – разные вещи. Я понимаю теперь, что с тобой и с Анной детям лучше. Им нужны полная семья и стабильность, которые я обеспечить не могу. Я знаю, что в вашем доме Пэт и Пенни окружены любовью.

– Что ж, – произнес Ларри, – ты, верно, позвонила, чтобы поздравить близнецов с днем рождения. Если хочешь, я…

– Боже! День рождения! Как я могла забыть! Подожди, разве это нынче? Разве не завтра?

– Завтра мы для них устраиваем детский праздник. В час дня. Можешь прийти.

– Спасибо, Ларри! Как раз успею купить подарки. Не беспокойся, никакой фортель я не выкину. Я научилась себя контролировать.

Повесив трубку, я поспешила на Шестую авеню. Ах, жаль, мне неизвестно, какие игрушки уже есть у моих детей, о каких подарках они мечтают. Мне вообще почти ничего не известно про Пэта и Пенни. Мои родные дети для меня все равно что первые встречные на улице, как ни тяжело констатировать этот факт. Погрязшая в собственных проблемах, я проворонила их детство и рискую проворонить отрочество.

Я долго бродила по торговому центру, выискивала вещи, которые долгие годы будут напоминать моим детям обо мне. Сначала я хотела купить для Пэта шахматы из слоновой кости и эбенового дерева. Потом задумалась: учила я сына игре в шахматы или не учила? Да что там игра; я не уверена даже, сколько лет исполняется близнецам! Впрочем, нетрудно подсчитать. В год окончания школы мне было девятнадцать. Или восемнадцать? Нет, девятнадцать. Значит, близнецам исполняется одиннадцать. Нет, десять. Если мне двадцать девять, тогда им… Стоп. А мне двадцать девять или двадцать восемь? Я нашарила водительские права, уставилась на год рождения. Прислонилась к стене. Мне двадцать девять, близнецам исполняется десять. Но какие ужасные пусто́ты в моей памяти!..

Я остановилась на масляных красках для Пенни и фотоаппарате для Пэта. Также я купила две книги – проверенную временем классику. Подарки мне завернули в нарядную бумагу, и я поспешила домой – нужно было как следует подготовиться к встрече с детьми и бывшим мужем.

В автобусе, который катил в Энглвуд, меня посетило дежавю. Напрасно я уверяла себя, что никогда не приближалась к новому дому Ларри и в глаза не видела его жену, – перед моим мысленным взором навязчиво стоял неуклюжий двухуровневый дом из красно-желтого кирпича, этакое псевдоранчо, с четырьмя нелепыми колоннами и бутафорским газовым фонарем на лужайке.

Все оказалось в точности как я представляла. Следовательно, это не дежавю. Следовательно, я уже бывала здесь. Воспоминание покоилось на дне океана моей памяти, но начался отлив, обнажился песок, а на песке – выбеленный скелет морского чудовища.

Да, я не сомневалась, что еду к Ларри впервые, однако память подсунула еще одну картинку – полицейского в побитом «Мерседесе». Дом, погоня, полицейский.

Хотя я поспешно присыпала скелет песком, ребра и позвонки выделялись, как на барельефе.

Навстречу мне вышла Анна. Вторая жена Ларри оказалась миниатюрной и большеглазой, с беличьими повадками. Анна то и дело вздрагивала всем телом, жесты были резки и суетливы. Создавалось полное впечатление, что от неожиданного звука она вполне может сигануть на дерево.

– Ларри поехал покупать торт, скоро вернется, – объяснила Анна.

– У вас красивый дом.

– Да, я его обожаю. А вот этот газовый фонарь я сама выбирала. Не правда ли, он придает всему дому поэтичности?

– Я приехала слишком рано – боялась опоздать, и не терпелось увидеть детей. Вы уж извините, Анна.

Она провела меня в гостиную, заставленную фарфоровыми балеринами, искусственными цветами в псевдокитайских вазах эпохи Минь и прочими пылесборниками. По стенам висели дрянные пейзажи с римскими развалинами и слащавые изображения викторианских садиков.