Вирджиния Эндрюс - Руби

– Да-да, – спохватился он. – Расскажи, что произошло.

Я принялась описывать сегодняшние злоключения. Отец слушал внимательно, взгляд его становился все более беспокойным.

– Папа, тебе нужно взять себя в руки, – заключила я. – Дафна призналась, что собирается отстранить тебя от дел. Не позволяй ей вертеть собой как хочется. Не позволяй командовать мной. И даже командовать Жизелью.

– Ты права, моя девочка. Я слишком долго хандрил. Позволил себе погрязнуть в печали.

– Мы погрязли во лжи, папа. Надо положить этому конец. Ложь – как лишний груз в лодке. Она может пустить ко дну всю нашу жизнь.

Отец кивнул.

– Папа, Жизель должна узнать правду, – продолжала я. – Правду о нашем рождении. Нравится это Дафне или нет. Все эти хитросплетения не делают Дафну нашей матерью. Матерью ее может сделать только любовь.

– Ты права, моя девочка, – повторил отец и вновь тяжело вздохнул.

Он встал, пригладил волосы, подтянул узел галстука, заправил рубашку в брюки.

– Я немедленно поговорю с Дафной. Обещаю, Руби, она больше не сделает… ничего такого.

– А я пойду к Жизели и расскажу ей все. Боюсь только, она мне не поверит. Ты должен подтвердить мои слова.

– Конечно, конечно. – Он привлек меня к себе и поцеловал в макушку. – Видела бы тебя Габриелла! Она бы так тобой гордилась.

Высоко подняв голову и расправив плечи, он вышел из комнаты.

Я бросила прощальный взгляд на фотографии дяди Жана и пошла к сестре. Настало время рассказать ей правду.

– Ну что, набегалась? – протянула Жизель, увидев меня. – Мама давным-давно вернулась. Я сто раз спрашивала, где ты, и мне отвечали, что тебя нет дома. Потом мама призналась, что ты сбежала. Я так и знала, что этим кончится, – доверительно сообщила она. – Не сомневалась, рано или поздно тебя потянет в обожаемое грязное болото, к разлюбезным дикарям.

Я молчала. Довольная улыбка, сияющая на лице Жизели, погасла.

– Что стоишь как столб? – набросилась она на меня. – Как ты смела меня бросить? Ты же знаешь, что эта чертова сиделка сводит меня с ума.

– Жизель, мама солгала тебе, – спокойно произнесла я.

– Солгала?

– Я и не думала убегать. – Я уселась на кровать напротив ее инвалидного кресла. – Утром мы отправились в клинику проведать дядю Жана. Только…

– Только что? – нетерпеливо спросила Жизель.

– У Дафны были другие намерения. Она хотела оставить меня в этой клинике. Хотела объявить меня сумасшедшей. Меня завлекли туда обманом и отказались выпускать.

– Да ты что!

У Жизели глаза на лоб полезли.

– Один замечательный парень помог мне сбежать. Я уже рассказала папе, что произошло.

Жизель недоверчиво покачала головой:

– Не верю, что мама на это способна.

– Зря, – пожала плечами я. – Может, поверишь, когда узнаешь, что она вовсе не наша мать.

– Что ты несешь?

Жизель попыталась насмешливо улыбнуться, но я схватила ее руку и крепко сжала:

– Жизель, мы с тобой родились в бухте. Наш папа приезжал туда охотиться вместе с дедушкой Дюма. Там он познакомился с нашей настоящей мамой, Габриеллой Лэндри, и влюбился в нее. Вскоре она забеременела. Дедушка Дюма очень хотел иметь внуков, но Дафна бесплодна. Тогда дедушка Дюма заключил сделку с нашим вторым дедушкой, Джеком. Попросту говоря, уговорил дедушку Джека продать будущего ребенка. Но никто не знал, что родятся близнецы. Бабушка Кэтрин догадывалась, но сохранила это в секрете. Когда мы родились, тебя дедушка Джек отдал семье Дюма, а я осталась в бухте.

Несколько мгновений Жизель молчала, словно лишившись дара речи. Вдруг она резко выдернула у меня руку:

– Ты просто спятила! Неужели ты думаешь, я по верю в подобную чушь?

– Это правда, – невозмутимо возразила я. – Чушь – вся эта история с моим похищением. Ее выдумали с одной только целью: чтобы все считали Дафну нашей матерью.

Жизель отъехала от меня прочь.

– Но я не каджунка! – воскликнула она с обидой. – Я не могу быть каджункой!

– Какая разница, каджунка ты или креолка, Жизель. Правда – вот что действительно важно. Оттого что она тебе не нравится, она не перестает быть правдой.

Усталость внезапно навалилась на меня свинцовой тяжестью. Потрясения сегодняшнего дня, одного из самых трудных за всю мою жизнь, давали о себе знать.

– Я никогда не видела нашей матери, потому что она умерла вскоре после нашего рождения. Но бабушка Кэтрин много мне о ней рассказывала, и папа тоже. Я знаю, мы бы очень любили ее. Она была красивой и доброй.

Жизель мотала головой, ничего не желая слушать. Но видно, мои слова коснулись ее сердца. Губы ее начали дрожать, глаза затуманились слезами.

– Подожди минуту! – Я открыла дверь между нашими комнатами, подошла к своему ночному столику, отыскала в ящике мамину фотографию и протянула ее Жизели. – Ее звали Габриелла.

Она бросила на фотографию быстрый взгляд и отвернулась.

– Зачем мне смотреть на какую-то каджунку, – пробормотала она. – Это не моя мать, что бы ты там ни плела.

– Это твоя мать. Да, и, кроме нас, у нее был сын. Так что у нас с тобой есть сводный брат. Его зовут Пол.

– Теперь я вижу, ты окончательно рехнулась! Мама была права, когда решила упечь тебя в психушку. Там твое место. Я хочу увидеть папу. Папа! Папа! – завопила она.

На крик явилась миссис Уоррен.

– Что за шум? – осведомилась она.

– Я хочу поговорить с папой. Позовите его! – распорядилась Жизель.

– Я тебе не прислуга, – пожала плечами миссис Уоррен.

– Позовите папу! – во всю глотку заорала Жизель.

Лицо ее стало красным как свекла.

– Пойду приведу его! – сказала я и вышла из комнаты, оставив Жизель на попечение сиделки.

Отца и Дафну я нашла в гостиной. Дафна сидела на диване, вид у нее был непривычно растерянный. Отец, стоявший рядом, наоборот, выглядел, как никогда, бодрым и решительным. Встретив мой взгляд, Дафна поспешно отвела глаза.

– Я все рассказала Жизели, – сообщила я.

– Что? – выдавила Дафна.

– Настало время взглянуть в лицо правде, какой бы горькой она ни была, – произнес отец. – Хорошо, что Руби заставила нас сделать это. Иначе мы задохнулись бы в собственной лжи. То, что ты пыталась сделать с Руби, – ужасно. Но я виноват перед ней еще сильнее. Я заставлял ее лгать.

– Тебе легко говорить, Пьер, – простонала Дафна, и губы ее задрожали. – В обществе к мужским изменам относятся снисходительно. За мужчиной чуть ли не открыто признают право иметь связь на стороне. А каково мне? Как я буду смотреть в глаза знакомым?

Я с удивлением заметила, что глаза ее увлажнились. Прежде мне казалось, что Дафна не способна плакать. Но она так отчаянно жалела себя, что льдинки ее глаз растопились.

Несмотря на все зло, которое она мне причинила, я ощутила приступ жалости. Мир Дафны, основанный на обмане и оплетенный ложью, рушился у нее на глазах, и это было для нее катастрофой.