Лайза Джуэлл - Третья жена

– Нет, мне на ум пришли модники двадцатых годов с трубками и в теннисных туфлях.

– Мода есть мода, папа. Мужчинам в наше время можно выглядеть изящно.

– Ты добился своего: изящество налицо.

Люк ухмыльнулся и открыл багажник. Из машины вышла Сьюзи в широком пурпурном платье и обняла Эдриана.

– Здравствуй, дорогой. Спасибо. Правда, я тебе очень благодарна. Не могу выразить, как я это ценю.

– Никаких проблем, – пробормотал он, морщась от ее волос.

Люк выглядел немного шокированным – так всегда бывало, когда он попадал в скромную квартирку Эдриана.

– Знаешь, – сказал он, – всякий раз, бывая здесь, я вспоминаю, что ты не такой уж гад.

– Как прикажешь это понимать?

Люк опустил на пол свою сумку и плюхнулся на диван. Сняв с шортов клок кошачьей шерсти, он бросил его на пол.

– Я на твоем месте вышвырнул бы Кэролайн из особняка и купил себе достойное жилье. Выходит, ты лучше меня.

Сьюзи села в кресло. Эдриан переводил взгляд с нее на сына, чувствуя себя не совсем в своей тарелке от их присутствия здесь в это душное июньское утро. Он встретил высказывание Люка недоуменным покачиванием головы, потом сложил ладони.

– Чай, кофе, вода, пиво?

Спустя минуту, взяв из протянутой отцовской руки холодную бутылку с пивом, Люк спросил:

– Интересно, как все это будет выглядеть?

Эдриан сел на диван и ответил:

– Начнем со спокойного уик-энда. Поужинаем с Кэт. Завтра поедем в Дерби, там у Перл соревнование.

– Дерби? – фыркнул Люк.

– Да, Дерби. Добро пожаловать в мой мир.

– Мне не обязательно так уж погружаться в твой мир. Я, пожалуй, воздержусь, благодарю.

– Нет, – твердо сказал Эдриан. – Я обещал Перл, что ты будешь, значит, изволь быть.

Люк пожал плечами.

– Как скажешь.

– А утром в понедельник мы приступаем к работе. Я пристроил тебя в архив. Всего на месяц, дальше видно будет.

– Ммм… – простонал Люк. – Отлично! Старые бумажки? Потрясающе!

Эдриан сурово смотрел на сына. Самый болтливый из его детей, тот, который вечно вертелся, молотил языком, о чем-то думал, что-то делал. Они даже проверяли его на синдром дефицита внимания, но психолог их успокоил: «Все в порядке, он просто счастлив». Больше трех лет Люк оставался единственным ребенком Эдриана. Солнечным, волшебным центром его вселенной. Теперь Люк превратился в молодого человека малость не от мира сего, злого на язык, неспособного смотреть отцу в глаза.

Сьюзи уехала примерно через час, и Эдриан решил, что есть только один способ занять предстоящий им обоим долгий день – отправиться в паб.

Эдриан часто представлял себе, как будет ходить в паб с сыновьями, когда они вырастут. Люк был в детстве крепышом, и Эдриан мечтал, как они ввалятся вдвоем в паб, закажут две пинты, станут смотреть футбол или обсуждать новую работу или девушку – спокойный парень, весь в отца, и сам отец тоже само спокойствие…

Вместо этого он вошел в паб с таким чувством, словно его спутник – молодой Кеннет Уильямс [4]. Внутреннее убранство выбранного Эдрианом паба явно пришлось Люку не по вкусу, и он вел себя так, будто боялся нападения – не то людей, не то блох.

– Итак, сынок, – начал Эдриан, зная, что Люк поежится от этого вступления. Люк ожидания оправдал. – Что вообще происходит?

– Нет, так не пойдет, – сказал Люк. – Ты думаешь, что достаточно спросить, как дела, чтобы я расчувствовался: «Ах, папочка, я так рад, что ты спрашиваешь! Наконец-то я могу выложить все как на духу!»

– Ладно. А как надо?

– Сам не знаю, – буркнул сын. – Придумай. Это же была твоя идея.

– Скорее это была идея твоей матери.

– Пусть. Ваша общая идея. Но не моя. Мне было и так хорошо.

– У меня создалось другое впечатление. Со слов твоей матери.

Люк пожал плечами и взял свой джин с тоником.

– Если уже на то пошло, – не выдержал Эдриан, – мне тоже было хорошо и так.

– Да уж, ты после смерти Майи пребывал в состоянии необузданного экзистенциального блаженства. Этого нельзя было не заметить.

– Нехорошо с твоей стороны, Люк.

– Просто не надо изображать, что я здесь единственный с проблемой отношений.

– Как это понимать?

– Так и понимать: речь о тебе. Ты был лучшим на свете отцом. До смерти Майи.

У Эдриана было такое чувство, что его в солнечное сплетение лягнул копытом мул. Услышанные слова были мягкими, как будто их произнес маленький мальчик, и одновременно твердыми, как сталь. Они причинили ему сильную боль.

– Господи… – прошептал Эдриан.

– А ты как думал? Ты не виноват. Конечно, не виноват. Ты же ее не убивал. Но результат… Не знаю, такое впечатление, что вместе с ней умер ты прежний.

– Как это? Я думал…

– Знаю. Ты думал, что все делаешь правильно. Я знаю про твою «Доску гармонии». Ты якобы никогда ничего не забываешь. Но помнить о тех или иных вещах – не одно и то же, что быть к ним неравнодушным.

– Боже всемогущий! Какое еще равнодушие? Как ты можешь называть меня равнодушным? Я только и делаю, что болею за всех вас душой!

Люк вздохнул, надул щеки, выпустил воздух – так он обдумывал свой следующий довод.

– А вот и нет. Если бы тебе было не все равно, ты бы заметил, что Кэт заедает стресс, что она несчастна. Заметил бы, что у Перл нет ни жизни, ни друзей и что все считают ее чудной. Заметил бы, что Отису плохо и что он все больше замыкается в себе. А я… – Он осекся. – Ничего, проехали. Он сжал челюсти, потом опять надул щеки.

– Откуда, черт возьми, мне все это знать, если мне никто не соизволит рассказать? – спросил Эдриан. – Я каждую неделю вожу Кэт на ланч. Да, она ест не в себя, но мне кажется, что она вполне довольна жизнью. Каждую неделю я забираю к себе Отиса и Перл и не вижу никаких причин за них беспокоиться. Ну да, Перл слишком увлечена спортом, а Отис молчаливый, это я замечаю. Но беспокойства это не вызывает. Дети есть дети. У них бывают разные периоды, то они в настроении, то не в настроении. Это нормально.

– В нашей семейке нет ничего нормального, папа. А ты что думал? Как можно говорить о нормальности, когда ты создаешь семьи, а потом из них уходишь? Знаешь что? Ты возненавидишь меня за эти слова, но я рад, что вы с Майей не успели завести ребенка. Потому что… Серьезно, папа, это же было бы просто смешно.

Слушая все это, Эдриан сидел неподвижно. Он чувствовал, как его пальцы сжимаются в кулаки, но решил молчать – и молчал.

– Ты ничего обо мне не знаешь, папа. А знал бы, если бы не свалил, когда мне было девять лет. Ты свалил, чтобы завести новых сыновей, лучше меня. С лучшей женщиной. Чтобы жить в доме лучше прежнего…

Эдриан попытался его перебить, но не тут-то было.

– Нет уж, – сказал Люк, – ты хотел меня, вот и получай. Расскажи что-нибудь про меня, папа. Что-нибудь такое, что знает только отец.