Лайза Джуэлл - Третья жена

– Простите!

– Ничего страшного, – сказала женщина.

Кэт посмотрела на нее с любопытством. В ней было что-то необычное, что-то знакомое. Потом Кэт ахнула: один глаз у женщины был голубой, другой – голубой с янтарем.

– Джейн? – испуганно спросила она.

– Извините?

– Вы Джейн?

– Нет, – ответила женщина. – Очень жаль, но меня зовут… меня зовут Аманда.

– О!.. Тогда ладно. Простите, – сказала Кэт. – Вы идете на занятие по кикбоксингу?

Женщина посмотрела на Кэт, потом на спортзал у себя за спиной, передвинула свой рюкзак так, чтобы Кэт его не видела, откашлялась и ответила:

– Нет-нет, не туда.

И зашагала прочь. Кэт постояла на месте, провожая ее взглядом. Она разрывалась между взаимоисключающими побуждениями: догнать эту женщину и крикнуть ей в лицо, что она, конечно, Джейн, зачем врать, и остаться стоять, отпустив эту ни в чем не виноватую Аманду – пусть себе идет, куда хочет. Потом на ум пришло промежуточное решение: пойти за ней на приличном расстоянии. Одета Кэт была как раз для такого занятия. Она набрала на мобильном номер отца и на ходу приложила телефон к уху.

– Папа, – сказала она шепотом, – я ее нашла! Иду за ней!

– Кого нашла?

– Джейн, кого же еще? Она подходила к спортзалу, где занимаются кикбоксингом. Я с ней столкнулась. У нее как раз такие глаза, как ты говорил. Она назвалась Амандой, но это она, я уверена!

– Где ты сейчас?

– Сама не знаю. В каком-то поместье в Хайгейте. – Она приближалась к уже знакомой ей стайке подростков. Один из них улыбнулся ей и крикнул:

– Ее к нам тянет! Подойди, давай поговорим! Иди сюда, горячая штучка!

Она тоже улыбнулась и виновато помахала им, они проводили ее улюлюканьем.

– Кто это был?

– Так, мальчишки.

– Слушай, Кэт, будь осторожнее!

– Они молокососы, папа. Я тебе позвоню, когда выясню, куда она идет.

Кэт пошла туда же, куда блондинка: через поместье и через железные ворота на Арчуэй-роуд. Потом женщина перешла на бег, не обращая внимания на болтающийся за спиной рюкзак. Сначала Кэт подумала, что она убегает от нее, потом увидела, что она спешит к автобусу, в который уже входил последний пассажир из очереди. Кэт дотронулась до своего проездного и тоже побежала. Привычки бегать у нее не было, она предпочитала упустить поезд или автобус, но не превращаться в студень на ножках, но сейчас ей было не до впечатления, которое она производит на чужих людей. К тому же на ней был спортивный бюстгальтер. Она увидела, как блондинка прыгает на ступеньку автобуса, как водитель готовится закрыть дверь, и поднажала. На бегу Кэт чувствовала, как неприлично прыгают ягодицы. Вся надежда была на то, чтобы встретиться глазами с водителем. Но поздно, двери с шипением сложились, лязгнула передача, и на остановке ей достался только тошнотворный дымный выхлоп и зрелище быстро удаляющегося по своей полосе автобуса.

Через несколько дней после встречи с Джин, в выходной, Эдриану позвонила из Хоу Сьюзи.

– Дорогой! – начала она. Он не помнил, чтобы Сьюзи когда-либо звала его по имени. – Мне надо с тобой поговорить. Ты сегодня свободен? Для разговора?

Он поставил чашку с кофе на стол.

– Да, конечно. Что случилось?

– Лучше не по телефону, дорогой. Ты не мог бы подъехать? Домой? – Обе его бывшие жены называли свои жилища «домом», как будто для него никакого другого дома не существовало.

– Сегодня?

– Будь так добр. Если можешь. Если нужно, можешь взять с собой кого-то из детей.

– Нет, в этот выходной они не со мной. Я налегке.

– Отлично. Когда приедешь?

Эдриан прикинул время и свою степень готовности и ответил:

– Могу выйти где-то через полчаса. Собственно, могу даже прямо сейчас.

– Тем лучше. Спасибо, дорогой, ты молодец. Увидимся через пару часов.

…Эдриан подошел с букетом сирени к дому в Хоу как раз перед ланчем. Небо над головой было голубое, лучи высоко вскарабкавшегося солнца отражались от оштукатуренных домов и от галечного пляжа. Переехать сюда было идеей Сьюзи. Она была, как и Эдриан, уроженкой Лондона, но, в отличие от него, не имела эмоциональной привязанности к городу и, прожив три года в университете Суссекса, уже не смогла к нему привыкнуть. Узнав, что беременна, она дважды в неделю ездила тайком в Брайтон и просмотрела больше тридцати вариантов. В один прекрасный день, уже на седьмом месяце, потащила Эдриана на побережье, на «ланч с друзьями», выманила его из брайтонского дома их друзей, привела на берег моря, в Хоу, и указала на маленький коттедж времен короля Эдуарда – там они и прожили следующее десятилетие. Теперь Эдриан испытывал к этому месту смешанные чувства. Здесь он стал отцом, современным молодым папашей, здесь таскал своих толстых детишек на пляж на собственном брюхе, в слинге, возил их, пригибаясь от ветра, в ясли и к нянькам. Здесь началась его взрослая жизнь. И здесь же он стал задыхаться, здесь почувствовал свою неуклюжесть. Здесь каждое утро просыпался с мыслью: когда же кончилось веселье? Зачем я вязну в пеленках, зачем живу с дурно одевающейся чокнутой, называющей меня «папочка»? И куда подевался Лондон? Да, почти все десять лет, прожитых в Хоу, Эдриан грезил о Лондоне. И до сих пор не разобрался, влюбился ли в Кэролайн в возрасте 35 лет или попросту ухватился за шанс вернуться в любимый город.

И все же, думал он, сворачивая за знакомый угол и подходя к дому, где когда-то жил, то было во многих отношениях золотое время. Ему трудно было без чувства изумления и трепета оглянуться на первые годы жизни с детьми. Да и домик был очаровательный, лучше всех остальных на улице. Эдриан помедлил, любуясь тем, что натворила Сьюзи в саду перед домом: маленьким цветником посередине, клумбами с колокольчиками и амариллисом по бокам, роскошно разросшимся на весь фасад, вовсю цветущим ракитником.

– Дорогой! – Сьюзи встретила его на пороге в выцветшем сарафане, в старых босоножках, в платке поверх седеющих волос. Когда они познакомились, Сьюзи была великолепной и смахивала на манекенщицу. Эдриану хотелось к ней прикасаться, чтобы убеждаться, что она состоит из плоти и крови. Но ее всегда тяготила собственная безупречная красота, и, прожив с Эдрианом всего несколько недель, она начала ее скрывать. Она спокойно принимала то, что дурнеет от беременностей и деторождения, и чувствовала себя счастливее теперь, войдя в средние лета, когда волосы утратили былой сочный цвет, чудесная кожа на лице пошла морщинами и вся она как бы осела, как запаянный пакетик с рисом, пробитый ножом.

Сьюзи с преувеличенной благодарностью приняла сирень и повела Эдриана в комнату в глубине дома, которую они всегда звали «солнечной», даже когда было темно.

К его приходу Сьюзи приготовила чай и накрошила фруктовый салат. За распахнутыми дверями благоухал цветением поздней весны задний сад, тоже поражавший вкусом планировки. Когда они со Сьюзи расстались, все советовали Эдриану продать дом и разделить деньги пополам. Забрать то, что принадлежало ему по праву. И хотя Сьюзи созналась, что в последний год их брака ухитрилась переспать с половиной Хоу, произошло это только потому, что ее забросил муж: он был слишком занят фантазиями о недосягаемой белокурой оформительнице витрин из Айлингтона по имени Кэролайн, чтобы обращать внимание на жену. Его остановил сад. Сад Сьюзи. Его Эдриан забрать у нее не мог. Поэтому они с Кэролайн два года снимали жилье и копили на свое, называя себя «самыми зрелыми в городе квартиросъемщиками».