Элисон Уэйр - Брачная игра

– Но нам необходим союз с Испанией и дружественное расположение Филиппа, – вздохнула Елизавета. – Прежде чем рассматривать новое предложение, я еще раз повидаюсь с де Фериа.

Глаза испанского посла лучились надеждой. Он радовался: наконец-то эта противоречивая и не всегда сдержанная королева взялась за ум.

– Увы, мой любезный граф, – сказала Елизавета, разбивая его надежду. – Должна вам заявить, что я никак не могу выйти замуж за его величество, поскольку в его глазах я еретичка.

– Ваше величество, не делайте поспешных выводов, – заворковал де Фериа, пытаясь ее успокоить. – Уверяю вас, ни мой государь, ни я никогда не считали вас еретичкой. Мы решительно не верим, что вы одобрите и подпишете законы, которые нынче обсуждают в парламенте.

Глаза Елизаветы тоже вспыхнули, но совсем другим огнем.

– Граф де Фериа, я убежденная протестантка и никогда не предам свои религиозные воззрения.

Испанец изменился в лице.

– В таком случае, ваше величество, боюсь, вам придется столкнуться с трудностями, – надменным тоном произнес посол. – Мой государь не поменяет своей веры, даже если бы ему пообещали власть над всем миром.

– И уж конечно, он не сделает этого ради женщины! – язвительно ответила Елизавета, давая понять де Фериа, что аудиенция окончена.

Теперь Елизавету ежедневно видели в обществе Роберта. И не только во время прогулок верхом, когда обязанности королевского шталмейстера требовали от него сопровождать королеву. В другие часы лорд Дадли находился рядом с Елизаветой, поскольку она так хотела. Она открыто цитировала его мнения по политическим и религиозным вопросам, заставляя Сесила буквально кипеть от гнева. Государственный секретарь поклялся себе: пока у него есть хоть какая-то власть, он не допустит «лошадника» к государственной политике. Но внутренние клятвы Сесила не меняли положения дел. Дадли, не имевший политического статуса, вмешивался в политику лишь потому, что королева прислушивается к его словам. А Елизавете нравилось постоянно держать Роберта при себе. Она привыкла засиживаться допоздна, решая государственные дела. Не было случая, чтобы она подняла с постели кого-либо из ее советников, чтобы выслушать его мнение. Зато без колебаний звала в свои внутренние покои Роберта.

Фрейлинам и караульным она приказывала удалиться, а сама облачалась в простое черное платье, которое любила надевать, когда ей не требовалось показываться на публике. Они с Робертом оставались наедине. Через какое-то время государственные дела уступали место делам сердечным. Влюбленные целовались, обнимались, ласкались… но дальше Елизавета не заходила. Она смертельно боялась забеременеть, потому что знала: у нее не хватит сил снова пройти через этот ад.

Роберт занимал все мысли и чувства королевы, причем в возрастающей степени, однако ей удавалось держать часть рассудка незамутненным. Елизавета сознавала всю шаткость своего положения. Достаточно крупного скандала, и ее свергнут. Ведь врагов легион. Невзирая на внушительную охрану и лейб-гвардию, прямейшей задачей которой была охрана королевы, Елизавета жила в страхе погибнуть от кинжала подосланного убийцы или бокала с отравленным вином. Она не должна давать ни малейшего повода для упреков. Репутация королевы – ее оружие и козыри в политической игре. И потому страстные поцелуи и объятия – это все, что Елизавета могла позволить в отношениях с Робертом. Они оба задыхались от желания. Роберт просто жаждал большего.

– Бесс, говорят, ты бываешь в покоях лорда Роберта днем и вечером, – сердито выговаривала ей Кэт. – По дворцу вовсю слухи ползут.

– Тебе ли удивляться слухам? – усмехнулась Елизавета. – Я ходила к нему всего один раз, вместе с тобой. И не делала ничего предосудительного.

– А слухи утверждают другое, – упрямо твердила Кэт. – Лорд Роберт – женатый человек. Поговаривают, будто ты ждешь, когда его жена умрет, чтобы выйти за него.

– Да как они смеют? – закричала Елизавета. – Я вообще не хочу выходить замуж. Ни за кого. Я говорила это тысячи раз. Почему никто мне не верит?

– Потому что они считают это твоей девичьей скромностью.

– Тогда пусть определятся, кто я: скромная девица или шлюха лорда Роберта!

– Бесс! – Кэт в отчаянии воздела руки к небесам. – Я не вправе тебя судить. Если я что и говорю, то исключительно ради твоего блага. Вспомни прошлое.

– Разве такое забудешь? – огрызнулась Елизавета. – Довольно, Кэт! Ступай. Мне еще с бумагами разбираться.

Она прочла письмо Филиппа. Письмо было составлено в дружественном тоне, но за учтивыми фразами просматривалась знакомая жесткость испанского короля. Он сожалел, что они так и не смогли найти точки соприкосновения, однако выражал надежду на сохранение дружеских отношений и союз двух стран.

А дальше, что называется, с места в карьер, король Филипп сообщал о своей грядущей женитьбе на дочери французского короля. Де Фериа, вручивший королеве письмо, боялся, что новость приведет Елизавету в бешенство. Так оно и произошло.

– Значит, союз с Францией, нашим общим врагом? Как он смел! Он же вел переговоры о женитьбе на мне!

– Но ваше величество сами его отвергли.

Елизавета была так сердита, что не особо заботилась о логичности произносимых слов:

– Прежде чем сделать мне предложение, ваш король заставил меня ждать. Он даже не удосужился дать мне больше времени на раздумья. Вы считали, что он меня любит. Я тоже так думала. Получается, мы оба ошибались!

– Любит?

Де Фериа не помнил, чтобы во время аудиенций у Елизаветы хотя бы раз произнес это слово. Испанский король был высокого мнения о ее образовании, ценил ее смелость и непосредственность. Но какое отношение имеет любовь к бракам между особами королевской крови? Елизавета сейчас либо смеялась над послом, либо пыталась спасти лицо. Почему-то он был уверен в первом.

– Мой государь убедился, что ваше величество не желает принимать его предложение, – сказал де Фериа. – Но как и прежде, готов быть вам добрым братом и оказать любую помощь в устройстве вашего брака.

– Это вы, граф, неверно передали ему мои слова! – продолжала бушевать Елизавета.

Во время прошлой аудиенции она была слишком резка с испанским послом и теперь жалела об этом. Ей хотелось и дальше кормить Филиппа надеждами. Во всем виновата не она, а де Фериа. Он поймал ее на слове, и вот результат: Филипп входит в союз с Францией… Буквально сразу де Фериа был отозван в Испанию. Елизавета облегченно вздохнула. Новым испанским послом стал епископ де Квадра. На всякий случай Елизавета приказала своим министрам готовить почву для переговоров о мире с Францией.

Елизавета весело флиртовала с Робертом в своей приемной, когда доложили о прибытии епископа де Квадры. Казалось, королева не слышала доклада. Роберт, склонившись к ней, нашептывал на ухо что-то весьма дерзкое и откровенное, а Елизавета игриво ударяла его веером. В это время вошел епископ. Лицо Елизаветы покраснело. Она повернулась к новому послу. Тот всем своим видом выражал крайнее неодобрение подобных шалостей. Де Квадра был грузным мужчиной средних лет, весьма хорошо образованным и воспитанным. Черты лица испанца говорили о его хитрости и коварстве… конечно, если Елизавета умела правильно судить о лицах. Во всяком случае, ее суждения подкреплялись слухами, успевшими достичь Уайтхолла. Де Квадра привел с собой смуглолицего, довольно элегантного мужчину, которого представил как барона фон Брейнера, посланника императора Священной Римской империи. То, что Роберт не покинул приемную, а остался стоять вблизи трона, несколько смутило посланников. Но барон, не забывавший об учтивости, поклонился и подал Елизавете письмо императора.