Ингеборг Бахман - Малина

2-й вопрос:………………………………………………………?

Ответ: Мое развитие… Ах так, вы спрашиваете о духовном развитии. Летом я совершала большие прогулки в Гории и лежала там на траве. Простите, но это касается именно развития. Нет, я не хотела бы говорить, где находится Гория, вдруг ее вздумают продать и застроить, эта мысль для меня невыносима. Возвращаясь домой, я должна была переходить железную дорогу без шлагбаума, это было небезопасно, потому что идущий поезд нельзя было увидеть из-за орешника и купы ясеней, но сегодня там перелезать через насыпь не надо, есть подземный переход.

(Покашливание. Заметная нервозность господина Мюльбауэра, которая действует мне на нервы.)

Что касается великого времени, великих времен, то мне кое-что пришло в голову, хотя мои слова не откроют вам ничего нового: история учит, но у нее нет учеников.

(Господин Мюльбауэр приветливо кивает.)

Когда же в самом деле начинается развитие человека, туг вы со мной согласитесь… Да, я собиралась изучать юриспруденцию, через три семестра это дело бросила, пять лет спустя начала снова и, проучившись один семестр, бросила опять, я не могла стать судьей или прокурором, но становиться адвокатом не хотела тоже, я просто не знала, кого или что я была бы в силах представлять или защищать. Всех и никого, все и ничего. Подумайте, господин Мюльхофер, извините, господин Мюльбауэр, что бы вы стали делать на моем месте, когда все мы живем по непонятому закону, когда не можем даже ясно представить себе весь ужас этого закона…

(Господин Мюльбауэр делает мне знак. Новая помеха — ему надо заменить пленку.)

… Ладно, если хотите, я буду выражаться яснее и сразу перейду к делу, я бы только хотела еще сказать: существуют известные предостережения, вы их знаете, ибо справедливость так гнетуще близка, и сказанное вовсе не исключает, что справедливость — это не что иное, как потребность в недостижимом совершенстве, вот почему она все же столь гнетуща и столь близка, однако по этой причине мы называем ее несправедливостью. Кроме того, для меня всегда мучительно проходить по Музеумштрассе, мимо Дворца правосудия, или случайно оказаться поблизости от Парламента, где-нибудь на Райхсратштрассе, откуда этот Дворец невозможно не видеть, подумайте только о слове «дворец» в сочетании с правосудием — это сочетание настораживает, там поистине не может вершиться неправый суд, а уж правый — и того меньше! В развитии человека ничто не проходит бесследно, и этот ежедневный пожар во Дворце правосудия…

(Шепот господина Мюльбауэра: в 1927 году, 15 июля 1927 года!)

Ежедневный пожар в таком таинственном Дворце с его колоссальными статуями, с его колоссальными процессами и провозглашениями, которые люди называют приговорами! Это ежедневное горение…

(Господин Мюльбауэр выключает магнитофон и спрашивает, можно ли ему стереть последний кусок, он говорит «стереть» и тут же стирает.)

… Какие переживания повлияли?.. Что произвело на меня наиболее сильное впечатление? Однажды у меня возникло жуткое чувство от того, что я родилась аккурат на геосинклинали, я мало что в этом смыслю, но ведь геотропизм должен быть неизбежным и для человека, он же весьма способствует переориентации…

(Состояние оторопелости у господина Мюльбауэра. Он торопливо машет рукой.)

3-й вопрос:………………………………………………………?

Ответ: Что я насчет молодежи? Ничего, право, ничего, во всяком случае, до сих пор я совершенно об этом не думала, очень вас прошу, не судите меня строго за то, что большинство вопросов, которые вы мне задаете, вообще, многие вопросы, с которыми ко мне обращаются, я еще никогда перед собой не ставила. Нынешняя молодежь? Но ведь в таком случае я должна бы подумать и о нынешних стариках, и о людях, которые сегодня уже не молоды, но еще не стары, а ведь так трудно представить себе эти сферы жизни, эти специальные области, эти предметы — молодость и старость. Абстрактные понятия, знаете ли, должно быть не самая сильная моя сторона, мне тогда сразу видятся целые людские скопища, например, дети на детских площадках, признаюсь, скопище детей представляется мне чем-то особенно ужасным, и мне совершенно непонятно, как дети могут находиться среди такой массы детей. Дети, замешавшиеся среди взрослых, это еще куда ни шло, а в школе вы когда-нибудь бывали? Ни один ребенок, если только он не слабоумный или не безнадежно испорченный, — однако в большинстве они именно такие, — не захочет жить в толпе детей, испытывая те же трудности, что и другие дети, и разделять с ними что-либо, кроме некоторых детских болезней, скажем, свое развитие. Зрелище всякого большого скопления детей уже потому вселяет тревогу…

(Господин Мюльбауэр машет обеими руками. Машет явно неодобрительно.)

4-й вопрос:………………………………………………………?

Ответ: Мое любимое — что? Любимое занятие, верно, верно, вы так и сказали. Я не бываю занята, никогда. Любое занятие только отвлекло бы меня, я потеряла бы возможность какого бы то ни было обзора, созерцания, я совершенно не способна заниматься делами среди кипящей вокруг деловитости. Вы, конечно, тоже видите эту бредовую деловитость во всем мире и производимый ею адский шум. Я бы запретила всякие дела, если б могла, но я могу запретить их только себе самой, правда, сильных искушений у меня и не было, я не считаю это своей заслугой, подобные искушения мне совершенно непонятны, я не хочу изображать себя лучше, чем я есть, мне ведомы искушения, в которых я не осмелюсь признаться, ведь каждый человек подвержен тягчайшим искушениям, он поддается им, безнадежно пытается их побороть — нет, пожалуйста, только не в присутствии… Я предпочла бы этого не говорить. Мои любимые — как вы сказали? Ландшафты, животные, растения? Любимые книги, музыка, архитектурные стили, живопись? У меня нет любимых животных, любимых москитов, любимых жуков, любимых червей, при всем желании я не могу вам сказать, каких я предпочитаю птиц, рыб или хищных зверей, мне трудно дается даже более элементарный выбор между органическим и неорганическим миром.

(Господин Мюльбауэр одобрительно указывает мне на Фрэнсис, — она неслышно вошла в комнату, зевает, потягивается, а потом одним прыжком вскакивает на стол. Господину Мюльбауэру надо вставить новую пленку. Недолгая беседа с господином Мюльбауэром, который не знал, что я держу кошек, «вы могли бы так мило рассказать о ваших кошках, — с упреком говорит господин Мюльбауэр, — кошки придали бы разговору личный оттенок!» — Я смотрю на часы и нервно говорю: кошки — это же просто случайность, здесь, в городе, я их держать не смогу, о кошках не может быть и речи, во всяком случае, об этих кошках, а теперь в комнату входит еще и Троллоп, и в ярости я выгоняю обоих. Магнитофон работает.)