Ингеборг Бахман - Малина

— Ну все, нам пора ехать, вы опять вели себя хуже некуда!

Иван должен еще купить детям резиновую лодку, пока не закрылись магазины. Я стою со всеми тремя у дверей, Иван держит Андраша за руку, Бела уже понесся вниз по лестнице. До свиданья, фрейлейн! До свиданья, мартышки! I call you later. До свиданья!

Я отношу на кухню тарелку с кексом и стаканы, хожу туда-сюда и не знаю, что бы я еще могла сделать, подбираю с ковра несколько крошек, Лина завтра пройдется по нему пылесосом. Не хочу больше Ивана без детей, если он позвонит, я ему кое-что скажу, или сделаю это перед отъездом, должна же я когда-нибудь ему что-то сказать. Но лучше ему ничего не говорить. Я напишу ему из Санкт-Вольфганга, обрету дистанцию, дней десять подумаю, а потом напишу, ни слова лишнего. Я найду верные слова, забуду черную магию слова, я буду писать, раскрываясь перед Иваном во всем моем простодушии, как пишут своим милым крестьянские девушки в наших краях, как писали, без стыда, своим избранникам королевы. Я напишу прошение о помиловании, как пишут приговоренные, которым нечего ждать снисхождения.

Давно я не уезжала из Вены, и прошлым летом тоже, потому что Иван был вынужден оставаться в городе. И еще утверждала: лето в Вене прекраснее, чем где-либо, и нет ничего глупее, чем выезжать за город одновременно с остальными, я вообще не переношу каникул. Вольфгангзее мне опротивел, ведь в это время там вся Вена, и когда Малина уезжал в Каринтию, я оставалась дома одна, чтобы раз-другой съездить с Иваном поплавать на старое русло Дуная. Однако этим летом старое русло потеряло для меня свою прелесть, всего прекрасней теперь, должно быть, на Мондзее, а не в вымершей Вене, по которой бродят туристы. Время как будто остановилось. Утром Иван отвезет меня на вокзал, сами они уезжают на машине только в полдень. Вечером ко мне зайдет фрейлейн Еллинек, нам с ней надо еще кое-что доделать.

Глубокоуважаемый господин Хартлебен!

Благодарю вас за ваше присьмо от 31 мая…

Фрейлейн Еллинек ждет, а я курю, ей придется вынуть этот лист из машинки и бросить в корзину для бумаг. Я не могу отвечать на письмо, отправленное 31 мая, число 31 вообще не должно употребляться и подвергаться профанации. Что воображает себе этот господин из Мюнхена? Как он может привлекать мое внимание к 31 мая? Какое ему дело до моего 31 мая? Я быстро выхожу из комнаты, только бы фрейлейн Еллинек не заметила, что я начинаю плакать, ее дело — приводить в порядок и подшивать мои бумаги, а этому господину она пусть вообще не отвечает. Все ответы терпят, терпят до конца лета, в ванной мне опять приходит в голову: еще сегодня я в величайшем страхе, в безумной спешке напишу решающее, умоляющее письмо, но я напишу его сама. Фрейлейн Еллинек должна сама подсчитать отработанные часы, мне сейчас некогда, мы желаем друг другу приятно провести лето. Звонит телефон, но пусть фрейлейн Еллинек уйдет. Еще раз: приятно провести лето! приятных каникул! Сердечный привет незнакомому г-ну доктору Краванья! Телефон орет.

Ничего я не заикаюсь, это твое воображение

Но я же позавчера тебе сказал

Это, должно быть, ошибка, я хотела сказать

Мне ужасно жаль, что в последний вечер

Нет, я же тебе сказала, что сегодня, к сожалению

Я не хочу, чтобы ты всегда делала то, что хочу я

А я и не делаю, например, совершенно

невозможно

Я наверняка тебе сказал, просто ты

Так это же у меня сегодня нет времени

Завтра утром я непременно тебя отвезу

Мне страшно некогда, до завтра, в восемь утра!

Странное совпадение. У нас обоих сегодня нет времени друг для друга, в последний вечер всегда столько дел. У меня-то нашлось бы время, мои чемоданы уже уложены. Малина пошел ужинать в город, чтобы не мешать мне. Домой он придет поздно, тоже чтобы не мешать. Если бы я только знала, где он. Впрочем, я и его не хочу видеть, сегодня я не могу, мне надо подумать о странных совпадениях. В один прекрасный день у нас будет все меньше времени, и в один прекрасный день окажется: это было вчера, и позавчера, и год назад, и два года назад. Кроме вчера, будет еще и завтра, Завтра, которого я не хочу, а вчера… О, это Вчера, теперь мне еще вспоминается, как я встретила Ивана, и что с первой минуты и все это время я… И я пугаюсь, ибо совсем не хотела думать о том, как было вначале, о том, как было месяц назад, о том времени, когда дети еще не появлялись, о времени с Фрэнсис и Троллопом и о том, как было позднее с детьми, как мы вчетвером ездили в Пратер, как я смеялась на Дороге Ужасов, обнимая прижавшегося ко мне Андраша, смеялась даже над черепом. Не хочу больше знать, каким было начало, я больше никогда не останавливалась перед цветочным магазином на Ландштрассер-Хауптштрассе, не высматривала фамилию владельца и не спрашивала ее. Однако в один прекрасный день мне захочется ее узнать, и начиная с этого дня я отстану от времени и вернусь во Вчера. Но еще не завтра. Прежде чем всплывут вчера и завтра, я должна заставить их умолкнуть во мне. Пока еще — сегодня. Я здесь и сегодня.

Звонил Иван, он все-таки не сможет отвезти меня на Западный вокзал, в последний момент ему что-то помешало. Но это не беда, он напишет мне красивую открытку, однако я не могу больше слушать, мне надо срочно позвонить и вызвать такси. Малина уже ушел, а Лина еще не пришла. Но Лина уже входит в дом и застает меня на лестнице с чемоданами, мы вместе стаскиваем чемоданы вниз, тащит их в основном Лина, у такси она меня обнимает:

— Чтобы сударыня вернулись мне здоровой, не то господин доктор будут недовольны!

Я бегаю по Западному вокзалу, потом семеню следом за носильщиком, который катит на тележке мои чемоданы до конца платформы № 3, где нам приходится повернуть обратно, так как нужный мне вагон стоит теперь у платформы № 5 — в это время в сторону Зальцбурга отправляются два поезда. Поезд у платформы № 5 еще длиннее, чем тот, что у платформы № 3, и, чтобы добраться до последних вагонов, приходится идти по щебенке. Носильщик хочет получить деньги уже сейчас, он считает, что это безобразие, но вполне типичное, однако потом все-таки помогает мне сесть в поезд, ведь я дала ему на десять шиллингов больше, хотя это все равно безобразие. Я предпочла бы, чтобы он не дал подкупить себя десятью шиллингами. Тогда мне пришлось бы вернуться, тогда бы я через час была дома. Поезд трогается, мне из последних сил еще удается захлопнуть дверь, которая распахнулась, грозя вытащить меня из вагона. Я сижу на своих чемоданах, пока не приходит проводник и не водворяет меня в купе. Поезд и не думает сходить с рельсов, ненадолго останавливается в Линце, я никогда не бывала в этом городе, всегда только проезжала через него. Линц на Дунае — я не хочу покидать берега Дуная.

… она уже не чаяла выбраться из этого дикого места, где были только ветлы, ветер и вода… ветлы все больше шушукались, они смеялись, вскрикивали, стонали… чтобы ничего этого не слышать, она обхватила голову руками… Она не могла двинуться ни вперед, ни назад, у нее был выбор лишь между водой и всевластием ветел.