Мишель Фейбер - Книга странных новых вещей

Утром я так и ушла домой в кардигане поверх двух халатов. Видок у меня был как у сбежавшей из дурдома. Я сошла за две остановки до нашей, чтобы пройти через парк и поискать Джошуа там. Это далеко, и я не очень надеялась, что увижу его там. Но я его увидела.

Он был подвешен за хвост на веревке, перекинутой через ветку дерева. Еще живой. Двое детей лет двенадцати дергали веревку то вверх, то вниз, заставляя его дергаться и скручиваться. У меня перед глазами пала красная пелена. Я не знаю, что случилось дальше, что я сделала с этими детьми, — память моя как чистый лист. Знаю только, что не убила их, потому что они исчезли, когда я опомнилась. Кровь была у меня на кулаках, под ногтями. Как я жалею, что не убила их! Да, да, да!!! Я знаю — ах, обездоленные детки, ах, гнилая среда, дурное воспитание, ах, как они нуждаются в любви и заботе, почему бы не включить их в нашу «Программу поддержки», да? — ЭТИ ЧЕРТОВЫ ПОДОНКИ МУЧИЛИ ДЖОШУА!

Я взяла его на руки. Он еще дышал, но еле-еле. Основание хвоста было разодрано, один глаз выбит, но он был еще жив, и я думаю, он узнал меня. Десять минут спустя я была у ветеринара. Я прибежала очень рано, но, наверное, била в дверь ногами и кричала, потому что мне открыли. Он взял Джошуа у меня и сделал ему укол.

— Ну вот и все, — сказал он. — Вы хотите забрать его домой или оставите здесь?

— В каком смысле «забрать его домой»? — спросила я. — Вы ничего не сделаете для него?

— Я только что сделал, — ответил он.

После он объяснил мне, что даже представить не мог, будто я захочу тратить деньги на лечение кота.

— Такие вещи никого сейчас не заботят, — сказал он. — По пять-шесть часов сижу тут один, а потом кто-то приносит больного любимца и просит его усыпить — вот и все, что ему нужно!

Он положил Джошуа в пластиковый пакет и отдал мне.

— Платы не надо, — сказал он.

Питер, я скажу тебе только одно: в этом происшествии нет ничего поучительного. Ничего назидательного. Это не те неисповедимые пути Господни, это не тот Бог, который один знает, ради какой именно величайшей цели Он допустил, чтобы я наступила Джошуа на лапку и случилось все, что последовало за этим. Спаситель, в которого я верила, интересовался тем, что я делала и как себя вела. Спаситель, в которого я верила, Своей волей свершал одно и не допускал другое. Я сама себя обманывала. Я одинока, напугана и замужем за миссионером, который вот-вот произнесет, что «сказал безумец в сердце своем: „Нет Бога!"», а если ты этого мне не говоришь, то только потому, что ты дипломатичен, ибо в душе ты убежден, что я сама виновата в случившемся, потому что утратила веру, и эта убежденность только усиливает мое одиночество. Потому что ты не собираешься возвращаться ко мне, так ведь? Тебе нравится там. Потому что ты сейчас на Планете Бога. Так что, даже если бы ты вернулся ко мне, мы по-прежнему были бы врозь. Потому что сердце твое осталось бы на Планете Бога, а я была бы от тебя за триллион миль, в одиночестве рядом с тобой.

Укусы все-таки оказались ядовитыми. Без сомнения. Под бинтами раны выглядели чистыми, но яд уже творил свое черное дело. Сеть вен и артерий под кожей усердно отравляла органы зараженной кровью, питала ядом мозг. Это был вопрос времени. Сначала он начнет бредить, и он чувствовал, что бред уже близко, потом вся система начнет отказывать: почки, печень, сердце, кишечник, легкие — все эти таинственные, взаимосвязанные комки мяса, нуждающиеся в очищенном горючем, чтобы функционировать. Потом тело изгонит душу.

Все еще неподвижно сидя за Лучом, Питер поднял лицо к потолку. Он вглядывался в слова Би так долго, что они отпечатались на сетчатке и теперь снова появились перед ним, расплывчатые, как плесень. Лампа, висящая над головой, одна из тех, что сконструированы, дабы сберегать энергию, скорее спираль, чем колба, походила на отросток радиоактивной кишки, болтающийся на проволоке. Над ней тонкая крышка потолка и собственно крыша, а дальше… что? Где Вселенная, в которой живет Би? Над ним, под ним, слева или справа? Если бы он мог летать, если бы он мог перенести себя через пространство быстрее света, что пользы с того? Он не имел ни малейшего представления, куда лететь.

Он не должен умереть в этой комнате. Нет-нет, не в этой стерильной комнатке, запечатанной внутри пресловутого склада из бетона и стекла. Где угодно, только не здесь. Он пойдет… куда глаза глядят. К สีฐฉั. Может, они знают, как это лечится. Какое-нибудь народное средство. Наверно, такого нет, потому что они оплакали его, когда увидели, что он искусан. Но он должен умереть среди них, не здесь. И главное — не встретить Грейнджер, ее-то надо избегать любой ценой. Нельзя тратить на нее время, которого и так не осталось, она будет уговаривать его задержаться на базе, потащит его в изолятор, где он умрет под бессмысленным наблюдением и станет проблемой складирования, засунутый в холодильник морга.

— Сколько мне осталось, Господи? — взмолился он. — Минуты, часы, дни?

Но есть вопросы, которые человек не имеет права задавать Богу. Еще оставалось нечто, с чем он должен справиться сам.

— Привет. — Он поздоровался с мясистой женщиной, украшенной тату в виде змеи, привратницей, поставленной следить, чтобы он не сбежал. — Кажется, вы никогда не говорили, как вас зовут. Крейг, не так ли? Так написано на дверной табличке. Б. Крейг. Рад видеть вас снова.

Она посмотрела на него как на прокаженного:

— Вы себя хорошо чувствуете?

— Немного не… доспал, — ответил он, поедая глазами машины, припаркованные у нее за спиной.

Там их было с полдюжины, включая ту, которую Грейнджер использовала для доставки лекарств. Он надеялся, что Грейнджер спит — сопит в подушку, спрятав милые, покрытые шрамами руки под одеялом. Он не хотел, чтобы она чувствовала себя ответственной за то, что он собирался сделать. Лучше пусть свалят вину на Крейг — уж она-то, как и все остальные на базе, отнесется к его смерти равнодушно.

— Б. — это начало какого имени? — спросил он.

Женщина нахмурилась:

— Я могу вам помочь?

— Я хотел бы… э-э… реквизировать автомобиль.

Язык подбросил мыслей в голову, он заготовил много слов, чтобы опровергнуть всякие возражения, сокрушить ее сопротивление. Сделайте, как я хочу. Сделайте, как я хочу. Вам с самого начала было сказано, что мне потребуется машина; как вас и предупреждали, так и случилось, так что не сопротивляйтесь мне, просто скажите «да».

— На час или два, — добавил он, чувствуя, как пот прожигает лоб. — Пожалуйста.

— Разумеется. — Она махнула рукой на черный микроавтобус, напомнивший Питеру катафалк. — Как насчет этого? Курцберг все время на нем ездил.