Мишель Фейбер - Книга странных новых вещей

Все эти несчастья, обрушившиеся на мир, — цунами и землетрясения, финансовые крахи и тому подобное — совершенно чужды моей здешней жизни. Они кажутся нереальными. Стыдно признаваться в этом, потому что, безусловно, от всего этого страдают люди, и уж они-то — настоящие, однако все это чрезвычайно трудно укладывается у меня в голове. И очень быстро наступает состояние, когда я думаю: «Если она сообщит мне еще хоть об одной катастрофе, мой мозг заглохнет». Конечно, я ужасаюсь самому себе, своей черствости, но чем больше я стараюсь преодолеть ее, тем хуже.

Другая беда состоит в том, что я понял: я не могу обсуждать оазианцев ни с кем из тех, кто их не знает. Не только с тобой, но и с народом из СШИК. Мое общение с новыми моими братьями и сестрами во Христе, похоже, осуществляется на совершенно ином уровне, я словно бы говорю на их языке, даже не умея этого. Пытаться впоследствии описать это общение сродни попытке объяснить, как выглядит запах или как звучит вкус.

Но я должен попробовать.

Сначала о главном: церковь построена. Службы в ней проходят регулярно. Я научил оазианцев адаптированным версиям гимнов, которые они могут петь без особых трудностей (строение их лица совсем не похоже на наше, у них есть горло, но не убежден, что есть язык). Я читаю им из Библии, которую они упорно продолжают называть Книгой Странных Новых Вещей. Они определенно оказывают предпочтение Новому Завету. Захватывающие ветхозаветные приключения, вроде истории о Данииле во рву со львами, Самсоне и Далиле, Давиде и Голиафе и так далее, до них не доходят. Они задают уточняющие вопросы, но надо сказать, что даже на уровне «события» они не понимают Ветхий Завет. Их корабль направляет Иисус и Его искупление. Заветная мечта евангелиста…

Эти люди добрые и мягкие, смиренные и трудолюбивые. Жить среди них — это привилегия. Они называют себя Любитель Иисуса-Один, Два и так далее. Любитель Иисуса-Один — это первый обращенный оазианец, он стал христианином, когда Курцберг еще только начинал. Жаль, что я не могу послать тебе ни одной фотографии, а описать их просто не в состоянии. Их поведение никак не сопоставимо с нашим, то есть я не могу сказать, что кто-то из них экстраверт, а кто-то интроверт, что этот — добродушен, а тот — сварлив, что кто-то выдержан, а кто-то импульсивен и т. п. Все они весьма сдержанны, и различия между ними довольно тонкие. Нужно обладать мастерством писателя, чтобы уловить эти нюансы и выразить их словами, а я, к своему стыду, обнаружил, что начисто лишен этого умения. К тому же физически они очень похожи. Чистый, беспримесный генетический фонд. Я никогда не задумывался об этом до своего прибытия сюда, но когда нам нужно описать различия между людьми, нам очень помогает то, что в истории человечества постоянно происходят миграции и скрещивания. У нас получился этакий «шведский стол» разнообразных физических типов — почти карикатурный. Под «нами» я подразумеваю космополитический Запад, конечно. Если бы мы родились в каком-нибудь глухом китайском селе и нас попросили бы кого-то описать, мы не стали бы говорить: «У нее прямые черные волосы, темно-карие глаза, в ней около пяти футов и трех дюймов» и так далее, мы куда больше внимания уделили бы нюансам. В то же время на Западе, где такое разнообразие генотипов, мы можем сказать: «Ростом он шести футов, светлые вьющиеся волосы и бледноголубые глаза», и это тотчас выделит человека из толпы. Би, сколько бы я ни распинался тут, вся суть в том, что Любители Иисуса все на одно лицо и разнятся только цветом балахона. «По плодам их узнаете их» [20] Мф. 7: 20. — вот что я думаю. И в следующих письмах я расскажу тебе о тех пожертвованиях, которые сделали для церкви некоторые Любители Иисуса.

Питер помедлил, осознав, что Би может усомниться, сдержит ли он обещание. Он напряг мозг, вспоминая.

Например, — продолжил он писать , — Любитель Иисуса-Пять наконец доставила свою картину, чтобы повесить ее под потолком вместе с остальными (ох как жалко, что ты ее не видишь). Картина изображает Саломею и двух Марий у гроба Христа в тот момент, когда им является воскресший Иисус. У Него распростертые руки, и выглядит Он так, словно источает свет. Это ослепительно, я не знаю, как она этого добилась с помощью одного лишь пигмента и холста, глазам больно, как будто смотришь на фары дальнего света посреди темного шоссе. Поднимаешь глаза к потолку, когда молишься или поешь, и видишь это крестообразное творение, сияющее из тьмы. Вот такая она, Любитель Иисуса-Пять. Очень талантливая леди (а может, и джентльмен — я все еще не уверен на все сто процентов).

Что бы еще рассказать тебе? Мне стоит больших усилий вспомнить, поскольку столько важного и чудесного случилось во время этой моей миссии, и я вижу так много свидетельств Благодати Божьей каждый час, проведенный с этими людьми. Сколько раз, будь ты рядом со мной, мы переглянулись бы и сказали: «Да! Сам Господь трудится здесь».

Питер бросил писать и потянулся. Испарина покрывала его от бурых бровей до кончиков пальцев. Ягодицы хлюпали на виниловой обивке стула. Наверное, не стоило отключать кондиционер и доводить воздух до такого спертого состояния. Он встал и подошел к окну. Сквозь подлесок на базу спиралью, словно перекати-поле, надвигался еще один водоворот дождя. Как он ждал его! Хотя и грустно было наслаждаться дождем по эту сторону стеклянной преграды. Ему надо быть снаружи.

Обессиленный, он бросился на кровать. Дишдаша висела между ним и окном, выделяясь на фоне сверкающего дня. Питер прикрыл ладонями глаза, будто шорами отгородив боковое зрение от сияния по обеим сторонам, — балахон изменил цвет с темно-серого на белый. Оптические иллюзии. Субъективность реальности.

Он подумал о свадебном платье Би. Он настояла на том, чтобы венчаться в белом, заставив и его надеть белый костюм. Странное решение для людей, которые обычно избегали парадности и официоза. Вдобавок на приеме полагается выпивка. Он спросил ее тогда, не будет ли лучше, если они заскочат в мэрию и зарегистрируются в чем есть. Но Би сказала: «Ни за что!» Они потом всю жизнь будут стыдиться этой свадьбы в управе. Это все равно что признать: парень, который прежде был бродягой, завсегдатаем обгаженных общественных сортиров, не имеет права надеть белый костюм, а женщина с такой семейной историей, как у Би, должна навсегда забыть о том, чтобы венчаться в церкви в белом платье. Иисус умер на кресте именно ради того, чтобы уничтожить такого рода бесчестье. Так ангел у Захарии в третьей главе снимает с Иисуса Его запятнанные одежды. «Смотри, Я снял с тебя вину твою и облекаю тебя в одежды торжественные». Жизнь с чистого листа. И не было более отважного празднования начала жизни с чистого листа, чем свадьба Питера и Беатрис.