Лиана Мориарти - Что забыла Алиса

На следующий день они с Домиником пошли на матч футбольной команды Тома; Ник тоже был. Она не сомневалась, что Ник, сидя на противоположной трибуне, не сводит с них глаз, поэтому чуть больше, чем нужно, смеялась шуткам Доминика. Честно говоря, ей даже стало немного нездоровиться.

Весь ужас был в том, что, хотя Ник был и не с ними, она все время представляла, как он смотрит. Смотри, Ник, как мы сидим у телевизора, прижавшись друг к другу. Он поглаживает мне ступни. Ты этого никогда не делал. Смотри, как мы рука об руку входим вот в это кафе. Нас совершенно не волнует такая ерунда, как выбор самого лучшего столика, — мы сидим себе, и все! Смотри, Ник, смотри!

Что же получается, ее роман с Домиником — это просто представление?

Она перешла на быстрый шаг, тяжело дыша, и вспомнила, как сидела с Ником в кухне, как они пили вино, как необыкновенно легко стало, когда она его поцеловала.

Глупо. И даже отвратительно. Хотя он ведь поцеловал ее в ответ. Он был явно не против «попробовать еще раз».

А вот у нее не было никакого желания повторять этот опыт. Ну совершенно никакого. Все, проехали. Пора двигаться дальше. Она все правильно решила. Дети любят Доминика. С ним они проводили времени, похоже, куда больше, чем с собственным отцом.

Теперь они с Ником были такими цивилизованными, такими взрослыми! Наконец-то они договорились о разделе родительских обязанностей так, как это удобно было обоим. Нику не отошла половина всего времени, но детей он видел гораздо чаще, чем только по выходным. По пятницам он стал уходить с работы пораньше, так что мог забирать их из школы.

Совсем недавно она заметила, что с нетерпением ждет, когда же он приедет за детьми. У них был развод, при котором можно было говорить о «сохранении дружеских отношений».

Да — хороший брак (в общем и целом), а потом хороший развод. Если верить детям, у Ника появилась подруга. Меган.

Алиса не могла определить, что она чувствует к этой самой Меган.

Снова зазвонил телефон.

Наконец-то! Он! Она присела на чей-то невысокий кирпичный заборчик.

— Рассказывай, — потребовала она. — Давай рассказывай!

Сначала она ничего не понимала. В трубке послышался странный звук, как будто он сморкался.

— Что? Что ты сказал?

— Девочка! — четко, разборчиво произнес Бен. — Отличная маленькая девочка!

Я не могла поверить, что у меня ребенок, пока дочь не заплакала.

Джереми, извини за это признание. Я знаю, что ты старался как мог, только чтобы я не чувствовала себя безнадежной.

Но я в это никогда не верила. Тогда, в переносном туалете, когда пекли самую большую меренгу в мире, я была просто убеждена, что тот выкидыш будет последним.

И вдруг кровотечение прекратилось. Просто чуть «кровило», как изящно выражаются медики. Как капля дождя. Как капля тревоги.

Даже когда перестало «кровить», я все еще не верила в эту беременность. Даже когда ультразвук показал, что все нормально. Даже когда ребенок начал ворочаться и биться ножками, даже когда я ходила на занятия для будущих матерей, когда выбирала кроватку, стирала детские вещички, даже когда мне говорили: «Тужьтесь!» — я все не верила, что у меня будет ребенок. Настоящий ребенок.

Пока она не заплакала. И я не подумала: «Новорожденный, что ли…»

А теперь — вот она, здесь. Маленькая Франческа Роуз.

Все эти страшные годы я ни разу не видела, чтобы Бен плакал.

А сейчас он плакал то и дело. Казалось, что в нем, как в резервуаре, скопились гигантские запасы слез. Я видела, как он держал ее, спящую, на руках, а по щекам у него тихо катились слезинки. Мы будем купать ее вместе, я попрошу его подать полотенце и увижу, что он опять плачет. Я говорю: «Бен, ну пожалуйста, дорогой».

Я столько не плачу. Я сосредоточена на том, чтобы все делать правильно. Вот надо позвонить Алисе, расспросить о грудном кормлении. Как узнать, хватает ли ей? Вот я волнуюсь, почему она плачет. Что такое? Газы? Вот я волнуюсь из-за ее веса. И кожа мне что-то не нравится — суховата, по-моему.

Но иногда, среди ночи, когда она хорошо сосет грудь, когда все в порядке, ощущение того, что она живая, настоящая, совершенно особенная, становится таким сильным, что я чувствую огромное, неизмеримое счастье и в голове у меня словно взрывается фейерверк. Не знаю, как это описать. Может быть, как будто ты первый раз пробуешь героин.

Как научить ее говорить «нет» наркотикам? На какую-нибудь профилактическую терапию записать? Что скажешь, Джереми? Сколько волнений!

Вообще-то, я хотела сказать тебе, что мы попрощались с нерожденными детьми, как ты и советовал. Купили букет роз, отыскали уединенный пляж и в тихий зимний денек долго бродили по скалам и бросали в воду цветы — по одному за каждого маленького астронавта. Я рада, что мы это сделали. Я не плакала. Но когда розы уходили в глубь воды, меня что-то отпустило, словно развязалась веревка, стягивавшая меня много лет. Когда мы шли к машине, я глубоко вдыхала свежий воздух и мне было очень хорошо.

Мы хотели еще прочитать стихотворение, но у Франчески могли замерзнуть ушки. Пока она у меня не простужалась. На днях ей, кажется, заложило носик, но потом все само собой прошло, ура! Я подумываю, не начать ли давать ей мультивитамины. Алиса меня отговаривает, но я все-таки перестрахуюсь.

Извини меня за то, что я думала, будто ты — образцово-показательный родитель, у которого все сложилось легко и просто. На последней сессии ты признался мне, что вы с женой тоже лечились от бесплодия и что на фотографии на столе у тебя не дети, а племянники, и я устыдилась своего эгоцентризма.

Вот такая, Джереми, у меня получилась домашняя работа. Не знаю, удосужишься ли ты прочитать ее, но думаю, что я все равно тебе ее оставлю. Может быть, она поможет в работе с другими твоими пациентами. Или поможет тебе, когда твоя жена будет совершать сумасшедшие поступки, а скорее всего, будет.

Ко мне вчера приходили «Бесплодные», принесли кучу дорогущих подарков. Это был просто кошмар. Я точно знаю, что они чувствовали. Я знала, как они старались держаться, как говорили себе, что это всего лишь каких-то двадцать минут, как они потом плакали в машине, как старались говорить нарочито легко и непринужденно, как ныли их усталые, бедные, измученные процедурами тела, когда они осторожно брали на руки мою дочку. Я пожаловалась на недосып (ночь у нас прошла беспокойно) и даже немного преувеличила, потому что знаю: для «Бесплодных» нет ничего утешительнее, чем жалобы молодой матери, как будто это лишний аргумент за то, чтобы не заводить детей. Это все равно как сказать слепому: «Да, конечно, горы и восходы — это очень круто, но знал бы ты, какая кругом грязища, какой беспорядок! Ужас!» Не знаю, зачем я это сделала, хотя теперь мне совершенно понятна отчаянная до безобразия страсть помогать людям чувствовать себя лучше, даже когда ты совершенно уверен, что все твои усилия ни к чему не приведут. На следующем своем обеде «Бесплодные» уж точно перемоют все мои кости. Вряд ли мы еще когда-нибудь увидимся — расстояние между нами слишком велико. Разве что кто-нибудь из них перейдет в мой лагерь.