Array Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 06

С одним приятелем моим из числа последних волночек эмиграции, докатившихся из России до Парижа, мы, как правило, находим общее понимание многих сложных проблем сегодняшней жизни, политики и сходимся в оценке философских, исторических и культурных явлений. Но вот когда я рассказал ему, как Россия отметила 10-летие одной из самых чёрных страниц в своей истории — расстрел Белого дома и гибель сотен ни в чём не повинных людей, собеседник мой с горячей принципиальностью бросил: «Я по натуре державник. Они, дураки, разве не знали, что идут заведомо против необоримой государственной мощи? Сами виноваты в собственной гибели». Ну, прежде всего, судить умерших людей может только Бог. А вот сейчас, придя в себя от того приятельского напора, хочу задать я ему вопрос: «А те немногочисленные твои парижские друзья, вышедшие в 1968 году на Красную площадь в дни чешских событий, разве не знали о сверхмощи тогдашнего СССР?» Но вышли же. Да вот только прежние «палачи», как они называли руководство страны, не расстреляли же никого, дав большинству спокойно уехать в чужеземство. Равно как и Буковскому, Синявскому, Щаранскому, Галичу — и несть им числа. Я далеко не сторонник тех руководителей, зная, что они втихую продолжали разрушение России, начатое ленинско-троцкистскими сатрапами, и до конца забивали лишь таких непокорных русских, как Марченко; сделали инвалидом генерала Григоренко; морили в лагерях Владимира Осипова, одержимого борьбой за русскую идею; почти до самой перестройки не выпускали на волю хорошего писателя Леонида Бородина. Зато нынешний демократический властитель Ельцин вместе с такими опричниками, как Чубайс, Коржаков, Бакатин, Козырев, Яковлев, Бурбулис (противно даже имена перечислять), не постеснялись на виду у всего мира, борясь со своим врагом из бывших друзей Руцким и ему подобными, уничтожать с помощью подонков-снайперов и кумулятивных снарядов беззащитных юношей, девушек и детей. Вот и вспомни, друг мой, слова любимого вашего барда Галича: «Вы бы вышли на площадь?» А лучшим ответом на возражения считаю трагическое стихотворение великой русской поэтессы Татьяны Глушковой, если и не уничтоженной физически «демократическими» хозяевами, то забвению преданной с помощью изощрённого приёма — отказа в праве на свободу слова. Но не ждала она помощи от так называемых правозащитников, носящих собирательную фамилию «Ковалёв», а продолжала творить и служить своему народу.

О посещении Русского Свято-Пантелеймонова монастыря на горе Афон в Греции невозможно написать обычными словами литературного текста. Только слова благодарности, а точнее, благодарения приходят на ум, когда вспоминаешь о случившемся в твоей жизни чуде.

Прежде всего мы (Валентин Распутин, Максим Шостакович, Анатолий Пантелеев и я, пытающийся донести до вас суть случившегося с нами) благодарны Спасителю и Пресвятой Богородице, открывшим нам врата входа на Святую гору Афон.

Ранняя весна отмечена здесь изменчивой погодой. Эгейское море становится временами бурным, и можно по нескольку дней ждать тишины. Люди, приплывающие на собственных мощных судах, могущие себе позволить воспользоваться вертолётами, возвращались иногда, так и не ступив на священную землю полуострова Айон Орос.

Благодарны мы советнику посольства России в Греции Леониду Петровичу Решетникову, тепло встретившему нас в Афинах и отправившему в Салоники. Надолго запомним мы гостеприимство молодого русского здешнего вице-консула Виктора Немцова, с которым посетили базилику Св. воина-мученика Дмитрия Солунского и церковь одного из столпов Православия Григория Паламы. По дороге из Салоник в порт Уранополи показал нам Виктор прекрасный памятник Аристотелю, установленный в родной деревне античного философа. Через несколько километров увидели мы часовню, построенную на том месте, где Апостол Павел проповедовал фессалоникийцам.

Благодарны мы благочинному русского монастыря отцу Философу, встретившему нас у причала и не оставлявшему своими заботами во всё время паломничества. Деловой и постоянно занятой насельник находил время опекать нас и помогать ориентироваться в непривычном монастырском укладе. Здесь живут по византийскому времени (пять часов вперёд по сравнению с московским). Вечерние службы и утренние литургии приходятся на вечернее и ночное время суток. С трудом выстаивая на церковных молебнах дома, недолго продолжающихся, каким-то чудом выдерживали мы пяти- и шестичасовые службы, не ощущая особой тяжести и чрезмерного напряжения.

Благодарны мы духовнику русского монастыря, отцу Макарию, принявшему наши исповеди и уделившему немало заботы и внимания. А ведь именно он способствовал возрождению Свято-Пантелеймоновой обители в последние десять лет. Мне посчастливилось попасть на Афон в 1992 году и своими глазами видеть разруху и запустение, на которые наше атеистическое руководство обрекло некогда мощную цитадель Русского Православия. Царский двор жертвовал огромные средства монастырю, военные корабли постоянно охраняли мир и покой монашествующей братии, не только молившейся, но и ведущей богатое хозяйство, поставляя в Россию обильные плоды своего ремесла — от кожевенных изделий и вин до огромного количества церковных изданий.

Благодарны мы монастырской братии, окружившей нас теплом и незаметным на первый взгляд желанием соучаствовать в монастырском богослужении. Валентин Распутин справедливо заметил, что молитва каждого монаха здешнего распространяется на весь мир. Мне особенно радостно было снова встретить на Афоне насельников Псково-Печёрского монастыря, с которыми общался я в бытность там игумена архимандрита Алипия. Добродушный здоровяк иеромонах Мартиниан, поражавший меня своей недюжинной силой в Печорах, также спокоен и нетороплив; иеродиакон Яков, запомнившийся мне вихрастым пареньком, келейничающим у наместника Алипия, многие годы трудится в слесарной и токарной мастерской, не давая себе отдохнуть в свободное от богослужения время; отец Иона, перешагнувший 70-летний жизненный рубеж, вот уже шестнадцатый год живёт отшельником в Руссике (монастырский скит), охраняя его древние постройки; совсем старый отец Иннокентий, прошедший суровые дороги Великой Отечественной войны, любимец архимандрита Алипия, находит в себе силы принимать участие в основных богослужениях.