Array Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 03

— Валер, надо пяток «чеков», пару кубов «кислого» и лист димедрола. — Руки нетерпеливо взбрыкиваются по сторонам.

— Демида нет. — Валера тупит взгляд в пол и выдает себя с потрохами.

— Бля, найди для меня. Болею жутко. Бегать и искать где-то сил просто нет. — Я знаю, что все есть, и я дожму.

— Ну, ладно, дам из своего. Но только четыре таблетки. Как раз на варку.

— Слышь, Валера, я у тебя сварю? — И, не дожидаясь ответа, разуваюсь и прохожу на кухню. — Я быстро. Напрямую.

— Только махом. Я скоро ухожу, — настолько стандартная отмазка, что ее можно и не слышать.

Нервы натянуты до предела ожиданием сладостного момента инъекции. Варю быстро, «напрямую». Совсем не потому, что эта барыжная рожа куда-то там уходит. Просто невтерпеж. А Валера будет ждать столько, сколько нужно. Раз уж впустил.

Буквально через десять минут раствор готов. Выбираю зелье из закопченной кружки в шприц через толстую иголку с намотанной на нее ватой-метелкой. Грязи остается немерено, целое болото. Когда варишь «напрямую», всегда так. Ну да ладно. Все уже без пяти минут позади. Через пять минут все будет в полном порядке. За исключением одного момента.

Возникает сладостно-мазохистская крамольная мыслишка: «А если бы пришлось рубить не один палец, а два, укололся бы?» И сам себе отвечаю: «Вероятно». Хотя в глубине души нисколько не сомневаюсь, что да. Сейчас ни одна сила во всей Вселенной, кроме какой-нибудь глобальной катастрофы, не оттащит меня от пузырька с раствором.

Отбиваю раствор на толченом димедроле. Выбираю снова, теперь для того, чтобы уколоться.

В пузырьке-«самоваре» оставляю приблизительно половину общего объема опиумсодержащей «бронзы». Самая первая доза уйдет на «болезнь», а второй я уколюсь чисто для кайфа. Вполне разумно.

Выбрал. Прошу Валеру меня уколоть. В шею. На руках и ногах, как и на всей поверхности, тела, вен совсем нет — «пожег». В пах боюсь. Значит, в шею, в сонную артерию. Валере можно доверять исполнение подобных вещей: профессионал и знает цену хорошим кровеносным путям. Ложусь в комнате на кушетку, запрокидываю голову и задерживаю дыхание…

В мой «шланг» Валерка попадает легко, с первой попытки. Тихонечко, как-то даже ласково, давит на поршень шприца и гонит раствор.

Все, прогнал. Резко сажусь, чтобы не случилось кровоизлияния в мозг. Прикуриваю сигаретину и жду долгую секунду.

И вот оно, долгожданное божественное тепло, мягкими и нежными волнами разливающееся по моему телу. Димедрольный удар по прокуренным легким вызывает легкий кашель. Следует удар по печени и зубам: опиум первым делом бьет по больным местам.

Теперь все в порядке, оживаю прямо на глазах.

Пока отлавливаюсь и курю «на приход», услужливый Валера промывает кипяченой водой мою «машину» и кладет на газету, рядом с еще не выбранным из пузырька раствором.

Наступает столь желанная эйфория. Появляется неодолимое желание поговорить, развязывается язык, и рассказываю про заключенное пари.

Валерка мне сочувствует.

— Да, брат, наркомания это такая штука, неизлечимая.

Сижу и думаю: «Какой я тебе, падла, брат. Нет у меня таких родственников. И не надо».

Хотя не плохо было бы. Раскумаривался бы на халяву. Вслух же отвечаю:

— Придется рубить. Никуда не деться. — Без жалости смотрю на растопыренные пальцы и пытаюсь пошутить: — С этого момента фаланга моего левого мизинца принадлежит не мне.

Пока поднимаю смывки из кружки, в голову вкрадывается мысль о том, что отчленить уже не принадлежащую мне плоть надо именно сейчас. Не устраивать шоу, а подарить его Алексу отрубленным, в тряпочке.

Колюсь термоядерными смывками. Вернее, колет меня Валера. Спасибо, дорогой, за теплое отношение и прием. Страдание любит соучастие. Истина. Вечная.

Накрыло впечатляюще, прямо-таки оглушило. И придало решимости к действию. Ох уж этот опиумный дурман!

Курю. Морально я готов сотворить членовредительство. Тем более, что обезболивающий раствор — ударная доза — у меня в наличии.

Спрашиваю у Валеры:

— Нож острый есть?

— Есть, а что? — Барыга нехотя встает с обшарпанного табурета, предчувствуя дальнейшее.

— Давай сюда. Пришла пора избавляться от чужой собственности.

По выражению лица Валеры вижу, что участвовать в экзекуции он явно побаивается. Но любопытство берет верх. Дает нож. Проверяю — действительно острый. Какой же ты хозяйственный, Валерик!

Раствор «на потом» готов. Беру носовой платок и протягиваю Валере, чтобы перевязал, как только все случится. Ниткой заматываю основание мизинчика — заранее замедляю кровоток. Прокаливаю нож на комфорке и ставлю острым лезвием перпендикулярно на пальчик.

Говорю Валере:

— Подержи так. Я сверху кулаком ударю, и все дела. Но не дай Бог, сучка, у тебя рука дрогнет…

— Не дрогнет.

— Смотри, не подведи.

Валера держит. Я чувствую, что крепко. Замахиваюсь и… торможу в самом конце траектории движения кулака. Сам побаиваюсь, несмотря на затуманенный мозг. Все ж первый раз отъявленным членовредительством занимаюсь. Опыта еще нет.

Замахиваюсь снова и с мощным придыханием бью ребром кулака по тупой стороне лезвия ножа. Хлоп.

Все. Я беспалый. Слева.

Боли нет. Крови мало. Смотрю на срез — розовое колечко мяса с бело-голубой вставкой хрящичка посередине. Фаланга с ногтем неестественно лежит на газете. Вытаращился на нее, как зачарованный странник на невиданную доселе благодать. Нет ни сожаления, ни грусти. Оцепенение.

Валера уже перевязывает. Что он там перевязывает, не вижу и не смотрю. Только чувствую накатывающую боль. Боль терпимая и чуть дерганая. Нет, наверное, боль, как и должна быть. Это я в шоке и опиуме.

Наконец-то перевязан и спасен от потери крови. Беру аккуратненько, двумя пальчиками правой руки, отторгнутую плоть — кусочек мизинца, и кладу его на лист бумаги, данный услужливым Валерой. Заворачиваю. Презент приятелю Алексу с кровью на упаковке.

Наступает легкий невроз. Иду колоться в комнату. Валерка гонит медленно, но верно. Помню только, как принимаю вертикальное положение, закуриваю…

«Завис» я самозабвенно и надолго. Сказались бессонные ночи. Валерка не тревожит.

Очнулся сам. Надо ехать в травмпункт, зашить обрубок. Медленно поднимаюсь, обуваюсь, закуриваю и прощаюсь.

— Ну, ладно, давай. Спасибо за гостеприимство, — собираюсь выходить и целой рукой снимаю цепочку.

— Давай. Да, на вот, — протягивает мне три «чeкa» — боль снимать.

Сердечно благодарю барыгу и ухожу.

Ловлю «тачку» и еду, постоянно выпадая из действительности, в травмпункт. За помощью.

Там толстенькая тетенька в белом, как располневший ангел-диабетик, списывает с водительского удостоверения мои данные, спрашивает домашний адрес и направляет в соседнюю комнату — операционную.