Николь Бернье - Незавершенное дело Элизабет Д.

– То есть ты его взломаешь.

– Если ничего другого не останется.

Кейт повернулась к дому, спиной к стоявшим на причале моторкам, откуда доносился металлический стук и прочие звуки неугомонной жизнедеятельности. Она посмотрела на освещенное чердачное окошко и увидела спинку шезлонга у стены. Рано или поздно, в зависимости от количества оставшихся страниц, к последнему средству придется все же прибегнуть.

– Завтра на работу, рано вставать. День был долгий, – неожиданно устало сказал Дейв. Кейт представила, как он трет глаза, вздыхает. « Вот уж что мне меньше всего надо». – Береги себя, Кейт.

Он так и не отреагировал на ее последние слова насчет взлома. Может, ему это и не понравилось, но свои чувства Дейв оставил при себе. Может, он даже и винить бы ее не стал. С ним никогда ничего толком не поймешь.

20 сентября 1995 года

Вымоталась совершенно – клеила обои, красила, вытаскивала с чердака мусор, оставленный прежними владельцами. Мне здесь нравится – улица тихая, люди живут семейные. Но к городу еще надо привыкнуть. Я уже заметила, что женщины на внедорожниках ставят машины на парковке у торгового центра, совершенно не думая, что место может понадобиться кому-то еще. Мамочки наряжаются, как куклы, только для того, чтобы сходить в бакалейный. Они даже с детьми разговаривают так, словно думают, что их все слушают, и им нужно продемонстрировать образец совершенства.

Дейву здесь нравится. В городе есть поле для гольфа, никакого членства не требуется, и его втиснули в расписание, хотя «окон» и не было. Он уже вовсю готовится, чтобы снова попробовать пройти квалификацию и заработать приглашение на следующий сезон, который начинается в январе, когда должен родиться ребенок.

3 ноября 1995 года

Наконец-то мы с Дейвом поговорили о работе и ребенке. Раньше избегали касаться этой темы. Точнее, я избегала. Как в пословице про слона в комнате. Дейв не сказал этого напрямик, но, по-моему, считает, что один родитель должен оставаться дома с детьми. Наверно, это как-то связано с его представлениями о собственном воспитании, недоверием к чужим людям, стремлением к самопожертвованию и контролю. Деньги его никогда не интересовали, по крайней мере, не они диктовали ему, что делать и чем заниматься. Так что реальный выбор – заработок двух родителей или расходы на ребенка – перед ним не стоял. Этот пункт просто не рассматривался. Я тоже не ставила его во главу угла. Но по другой причине.

Я сказала, что попробую договориться на неполный рабочий день и что начальство, скорее всего, пойдет мне навстречу, и тогда у меня будет неплохой заработок при небольшой занятости. Мы сидели за столом, обедали, и он вдруг притих. Наверно, уже прикидывал: если я останусь дома, то это компенсирует его отсутствие. Пока я излагала свой план, Дейв крутил бутылку пива и улыбался, как именинник, получивший на день рождения нижнее белье.

Вообще-то, я как-то не думал, что ты хочешь остаться на работе, сказал он. Ты постоянно жалуешься, что ничего не успеваешь, и мне казалось, будешь рада подвести черту. Ты же так переживала из-за этого ребенка.

Я чуть не вспыхнула от злости, как бывало раньше, когда мать излагала свои домыслы насчет того, что я сделала или чего не сделала. Он все повернул против меня – мои радости и тревоги из-за ребенка, тот выкидыш. Получалось, что если бы я любила его по-настоящему, то ни о чем другом и не думала бы. «Ты ведь так не считаешь!» – хотелось крикнуть мне. «Ты не можешь думать, что, заботясь о ребенке, я должна обязательно отказаться от работы, которой отдала десять лет жизни и которую люблю». Но я знала – ничего хорошего из этого не получится.

Интересно. Мы во многом схожи и ко многому относимся одинаково, но это вещи теоретические. Здесь – совсем другое. Думаю, в глубине души Дейв вовсе не считает мужчин и женщин равными, а значит, и моя работа не может быть так же важна для меня, как его – для него. Подозреваю, что в его представлении женская любовь к детям естественно связана с самопожертвованием. Каждый раз, стоит мне только заикнуться насчет того, что есть и противоположная точка зрения, в глазах у него пробегает облачко, а на лице появляется растерянно-огорченное выражение. Я еще не стала матерью, а уже ощутила горький вкус родительской вины.

Оглядываясь в прошлое, Кейт понимала, какой наивной была, когда уходила в декретный отпуск. Она ни о чем не жалела, не думала, что надо как-то сохранить за собой место, и не допускала даже мысли, что может не вернуться. Она попрощалась с коллегами так, словно отправлялась на уик-энд.

Они с Крисом любили свою работу и считали, что любой фокус можно провернуть, если много и упорно трудиться. Но, с другой стороны, им обоим недоставало жизненного опыта. Они не представляли, каково быть родителями, и не допускали мысли, что их чувства могут измениться. Поначалу казалось, что человек, просыпающийся так же часто, как жертва эксперимента по изучению сна, не способен безопасно функционировать на следующий день. Потом интервалы как-то упорядочились, и Кейт научилась получать удовольствие от тихих часов, проведенных в темноте рядом с Джеймсом. Она и подумать не могла, что, когда придет время возвращаться на работу, решение дастся ей с таким трудом, а дом будет так сильно тянуть к себе.

Последние недели беременности Элизабет пришлись на позднюю осень и начало зимы. В магазине для будущих мам она познакомилась с другими находившимися в таком же положении женщинами и от них узнала об организованных в городе яслях и детсадах. К декабрю она не влезала ни в какую одежду и не представляла, что будет дальше.

«Дейв уже называет ребенка Джоной, потому что я напоминала ему библейского Кита. Мы посмеялись – «какое ужасное имя», – но оно как будто приклеилось.

Дейв прошел отборочные круги квалификационного турнира АПИГ в надежде заработать приглашение в высшую лигу. Сражаться пришлось всерьез – его соперниками были голодные до успеха любители и топовые игроки Национального тура. Между страницами дневника обнаружилась вырезка из спортивного журнала. На фотографии Дейв завершал круг у последней лунки. Чуть в стороне, по другую сторону веревочного ограждения, стояла Элизабет на позднем сроке.

Чтобы рассмотреть получше, Кейт поднесла вырезку к настенному светильнику. Волосы у Элизабет были длинные, как и тогда, когда они познакомились, а еще она носила круглые солнцезащитные очки в стиле Джона Леннона. Под ярким цветастым платьем выпирал громадный живот, а канаты, к которым она прижималась, придавали ей сходство с монахом в перевязанной веревкой рясе. Ладони сложены у рта в молитвенном жесте, но глаза широко открыты. Автор снимка запечатлел момент, когда надежда оборачивается ликованием.