Альманах немецкой литературы. Выпуск 1.

§ 17. Вторая категория должна состоять именно из тех людей, которым даруют только временно жизнь, дабы они рядом зверских поступков довели народ до неотвратимого бунта.

§ 18. К третьей категории принадлежит множество высокопоставленных скотов или личностей, не отличающихся ни особенным умом и энергиею, но пользующихся по положению богатством, связями, влиянием и силою. Надо их эксплуатировать всевозможными манерами и путями; опутать их, сбить их с толку и, овладев, по возможности, их грязными тайнами, сделать их своими рабами. Их власть, влияние, связи, богатство и сила сделаются таким образом неистощимой сокровищницей и сильною помощью для разных революционных предприятий.

§ 19. Четвертая категория состоит из государственных честолюбцев и либералов с разными оттенками. С ними можно конспирировать по их программам, делая вид, что слепо следуешь за ними, а между тем прибрать их в руки, овладеть всеми их тайнами, скомпрометировать их донельзя, так чтоб возврат был для них невозможен, и их руками и мутить государство.

§ 20. Пятая категория — доктринеры, конспираторы и революционеры в праздно-глаголящих кружках и на бумаге.

Их надо беспрестанно толкать и тянуть вперед, в практичные головоломные заявления, результатом которых будет бесследная гибель большинства и настоящая революционная выработка немногих.

§ 21. Шестая и важная категория — женщины, которых должно разделить на три главных разряда.

Одни — пустые, обессмысленные и бездушные, которыми можно пользоваться, как третьей и четвертой категорией мужчин.

Другие — горячие, преданные, способные, но не наши, потому что не доработались еще до настоящего бесфразного и фактического революционного понимания. Их должно употреблять, как мужчин пятой категории.

Наконец, женщины совсем наши, то есть вполне посвященные и принявшие всецело нашу программу. Они нам товарищи. Мы должны смотреть на них, как на драгоценнейшее сокровище наше, без помощи которых нам обойтись невозможно.

§ 22. У товарищества нет другой цели, кроме полнейшего освобождения и счастья народа, то есть чернорабочего люда. Но, убежденное в том, что это освобождение и достижение этого счастья возможно только путем всесокрушающей народной революции, товарищество всеми силами и средствами будет способствовать к развитию и разобщению тех бед и тех зол, которые должны вывесть, наконец, народ из терпения и побудить его к поголовному восстанию.

§ 23. Под революцией народною товарищество разумеет не регламентированное движение по западному классическому образцу — движение, которое, всегда останавливаясь с уважением перед собственностью и перед традициями общественных порядков так называемой цивилизации и нравственности, до сих пор ограничивалось везде низвержением одной политической формы для замещения ее другою и стремилось создать так называемое революционное государство. Спасительной для народа может быть только та революция, которая уничтожит в корне всякую государственность и истребит все государственные традиции, порядки и классы в России.

§ 24. Товарищество поэтому не намерено навязывать народу какую бы то ни было организацию сверху. Будущая организация, без сомнения, вырабатывается из народного движения и жизни. Но это — дело будущих поколений. Наше дело — страстное, полное, повсеместное и беспощадное разрушение.

§ 25. Поэтому, сближаясь с народом, мы прежде всего должны соединиться с теми элементами народной жизни, которые со времени основания московской государственной силы не переставали протестовать не на словах, а на деле против всего, что прямо или косвенно связано с государством: против дворянства, против чиновничества, против попов, против гилдейского мира и против кулака мироеда. Соединимся с лихим разбойничьим миром, этим истинным и единственным революционером в России.

§ 26. Сплотить этот мир в одну непобедимую, всесокрушающую силу — вот вся наша организация, конспирация, задача.

© 1970 Carl Hanser Verlag, München

© Перевод И. Кивель

Хронист не сомневался ни на секунду. «1889 год будет играть большую роль в любой истории литературы, какая только будет составлена», — писал почти сто лет тому назад в небольшом «Путеводителе по современной литературе» некто В. X. С ним соглашался соиздатель: «Даже среди образованных людей часто встречаешь мнение, будто в области литературы мы переживаем период упадка». Но это, считал он, никоим образом не соответствует действительности — напротив, подобное дилетантское мнение порождено, по его словам, тем обстоятельством, «что в наше время, в условиях гигантского перепроизводства в области литературы, читатель-дилетант беспомощно взирает на гору произведений, не имея ни досуга, ни знаний для того, чтобы сделать из этой массы необходимый выбор». «Художественное творчество наших дней, — вновь вступает В. X. (как оказалось, это Виктор Хадвигер, о чем сообщает перечень имен сотрудников издания), — плод энергичной, честной культурной работы», и именно этот, 1889 год следует, по его мнению, рассматривать как год рождения «немецкого натурализма», «зачинателя современного литературного движения».

Какой оптимизм, какая вера в будущее! Современная литература? И даже какое-то современное литературное движение? Сегодня об этом можно только мечтать. Нынешний «модерн» не мыслится без приставки «пост»; и не только дилетанты, но и многие специалисты исполнены скепсиса по отношению к немецкой литературе. В дискуссии о немецкой литературе 80-х годов, совсем недавно проводившейся на страницах журнала «Цайт», критик Райнхард Баумгарт в статье под заглавием «Бульвар — а что же еще?» выдал этой литературе свидетельство о том, что она «при всей своей изощренности работает вхолостую» и, «пользуясь успехом, остается бездейственной». Его коллега Хуберт Винкельс разочарованно констатирует: «Литература, эта прекрасная игра, лишилась, кажется, каких бы то ни было страстей, уверенности в собственных силах, убежденности в том, что по своей глубинной сущности она принадлежит этому миру. С трудом несет литература бремя этого мира, поскольку ее участие в его делах и заботах неуклонно уменьшается».

А писатели? В эпоху, когда потребление приобретает тотальный характер, ощущается недостаток «новой литературы», «которая в решительном отказе от этого потребительства черпала бы свою мощь» — так уже в 1981 году писал Бото Штраус в своей книге «Парочки, фланеры», книге, которая как никакая другая предвосхитила эстетические и идеологические дискуссии 80-х годов. Тогда же Штраус предупреждал: «Там, где письменность вообще утрачивает свое центральное значение для культуры и наслаждению от игры эстетическими знаками и образцами, наслаждению прекрасным грозит опасность быть отравленным… продуктивная память, которую искусство дарует каждому, не развертывается, а сжимается до такой степени, что уверенно может быть уподоблена тому «пассивному архиву», каким является память «телевизионного человека».