Чарльз Мартин - Когда поют сверчки

Доктор Трейнер откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди. Пружины сиденья тихонько скрипнули в такт его энергичному кивку. Он сунул трубку в рот, немного подумал и кивнул еще раз.

– Хорошо. Это хорошо. – Доктор Трейнер потер щеку и, прищурившись, посмотрел на меня. – Тогда… Тогда ты с самого начала должен знать…

– Что?

– Сердце – поразительный орган. Оно – подлинный император среди прочих органов, но, к сожалению, отнюдь не все сердца начинают биться после того, как ты их остановил. – Отвернувшись от меня, доктор Трейнер несколько мгновений смотрел куда-то за окно, словно вглядываясь в далекое, затянутое туманом прошлое.

– Не забывай об этом, Риз.

У доктора Трейнера было одно любопытное правило, сделавшее его своеобразной легендой медицинского факультета Гарварда. Каждый раз, когда студенты проходили больничную практику, он предлагал некоторым из них ассистировать ему во время вечерней операции аортокоронарного шунтирования. На протяжении недель перед началом практики студенты в коридорах и аудиториях спрашивали друг у друга только одно: «Что ты ответишь, если старик Трейнер предложит тебе ему ассистировать?»

И вот как-то раз в конце второго года обучения Трейнер неожиданно повернулся ко мне:

– Скажите, коллега, вы свободны сегодня во второй половине дня?

Он внимательно наблюдал за моей реакцией, но я, как говорится, и глазом не моргнул. Ведь этого момента я ждал всю свою жизнь.

После обеда я тщательно вымыл руки, переоделся и присоединился к учителю в операционной, где он осторожно извлекал маммарную артерию из груди некоего Джимбо – сорокапятилетнего строителя, который имел девяносто фунтов лишнего веса и которому оставалось полшага до «финишной прямой», как врачи иногда называют появившуюся на кардиографе прямую линию, указывающую на остановку сердца. В операционной я стоял напротив доктора Трейнера, рядом с его помощником Дэном, который, орудуя электрокоагулятором, извлекал из ноги Джимбо еще одну артерию для второго и третьего шунтов.

Вот доктор Трейнер подшил первый шунт и посмотрел на меня. В его глазах промелькнуло какое-то странное выражение, смысл которого я расшифровать не успел, ибо мгновением позже лицо врача внезапно побагровело, глаза закатились. Еще секунда – и доктор Трейнер без сознания рухнул на кафельный пол.

Не могу описать, что я чувствовал в эти мгновения. Наверное, первое, что я ощутил, была паника. Только представьте – оперирующий хирург валяется без чувств под столом, и неизвестно, что с ним – обморок или обширный инфаркт, который может привести к смерти, если не принять немедленных мер. Меж тем на столе пациент: грудная клетка вскрыта, сердце остановлено, и только аппарат искусственного кровообращения по-прежнему гоняет кровь по его забитым бляшками сосудам. И я, похоже, был не единственным, кто поддался панике. Дэн выронил электрокоагулятор и, хватая ртом воздух, инстинктивно рванулся куда-то, опрокидывая стерильные столики для инструментов со скальпелями, зажимами, пинцетами… Старшая операционная сестра едва успела убрать с его пути сестринский столик и, схватив телефонную трубку, стала звонить на пейджер постоянному ассистенту доктора Трейнера Джеку Метцу, но тот в тридцати милях от больницы застрял в пробке. Увы, Джимбо не мог ждать, пока доктор Метц выберется из затора и минует центр Бостона со всеми его светофорами.

Старшая медсестра, опустившись на корточки рядом с неподвижным телом доктора Трейнера, визгливо звала его, пытаясь привести в чувство, Дэн что-то невнятно бормотал, обращаясь к сестрам и техперсоналу, так что я бросил вопросительный взгляд на анестезиолога – он поднял вверх руки и, посмотрев на меня и на перфузионистку [54] Специалист по работе с аппаратом искусственного кровообращения и искусственными желудочками. , отрицательно покачал головой.

– Нестерильно, – сказал он.

Мы с перфузионисткой снова переглянулись. Она тоже показала мне руки в обычных, не стерильных перчатках. Только взгляд у нее был стерильным – то есть ничего не выражающим.

И тут во мне как будто что-то щелкнуло. Повернувшись к старшей операционной сестре, я произнес каким-то не своим голосом:

– Иглодержатель.

Она посмотрела на пол, на пациента, на меня… и вложила мне в руку иглу с заправленным в нее шовным материалом.

Я сто раз видел, как это делается; я провел несколько десятков «успешных» операций коронарного шунтирования на трупах; я тысячу раз читал об этой методике и мечтал о ней постоянно на протяжении последних двух десятков лет. Я помнил каждый шов, знал, что нужно делать в следующую секунду и какой инструмент мне понадобится. И я больше не колебался.

Для начала я попросил анестезиолога немного поднять стол, поскольку я был выше доктора Трейнера. Затем погрузил руки в раскрытую грудь Джимбо и начал делать то, для чего, кажется, был рожден. Я оперировал человеческое сердце, снова делал его здоровым.

Заканчивая установку второго шунта, я на секунду опустил взгляд и посмотрел на доктора Трейнера, который, к счастью, только притворялся мертвым: чуть-чуть приподняв веки, он одним глазом следил за мной, а другим косил в сторону кардиомонитора. Поняв, что разоблачен, доктор Трейнер подмигнул мне. И только тут до меня дошло, что все происшедшее было спланировано и отработано заранее и что в курсе были все, кроме меня и бедняги Джимбо.

Но это было уже неважно. За двадцать минут я установил три обходных шунта, использовав для этого фрагмент внутренней грудной и два фрагмента бедренной артерии. Затем «снял пациента с насоса», то есть отключил аппарат искусственного кровообращения и несколько секунд наблюдал, как сердце, наполняясь кровью, становится темно-красным. Как только все его полости оказались заполнены, я снова обхватил неподвижное сердце ладонью и слегка сжал.

Сердце в моей руке забилось. И продолжало биться. Это означало, что Джимбо не умрет – во всяком случае, не сегодня.

Остальное было совсем просто. Я зашил перикард, вынул из брюшной стенки три дренажные трубки, соединил рассеченные кости, зашил грудину, наложил швы на кожу и отступил от стола.

– Готово.

Дэн рассмеялся и затряс головой.

– Семнадцать раз мы проделывали подобную штуку, но ты – единственный, кому мы дали закончить. Обычно доктору Трейнеру приходится «воскресать» через минуту-другую, пока студент не обгадил кальсоны или пока не запорол сердце. Ну и… – Он хмыкнул. – Послушай, парень, ты не сделал ни одной ошибки. Отличная работа, Риз! Никто на твоем месте не справился бы лучше, кроме разве что него…

Дэн показал куда-то мне за спину, и я обернулся. Доктор Трейнер разглядывал пациента поверх моего плеча и жевал свои неизменные эм-энд-эмс, которые по одной подавала ему сестра. Увидев, что я смотрю на него, он улыбнулся.