Джон Ирвинг - Молитва об Оуэне Мини

Если подумать, сколько времени он провел в этой жуткой мастерской по изготовлению памятников на Уотер-стрит в окружении неоконченных надписей с именами покойников, стоит ли удивляться тому, что он ВИДЕЛ свое собственное имя и дату смерти на могиле Скруджа? Наоборот, удивительно, что он НЕ ВИДЕЛ подобных ужасов каждый день! А когда он надевал свои идиотские защитные очки и опускал алмазный диск в рабочее положение, этот леденящий кровь неизменно ровный стон, издаваемый лезвием, должно быть, напоминал ему собственный голос — «постоянный крик», как выразился мистер Максуини. После лета, проведенного в мастерской, я хорошо понял, что так привлекает Оуэна Мини в тишине церквей, в умиротворении молитвы, в легких каденциях гимнов и литаний — и даже в незамысловатом спортивном ритуале с отработкой «броска».

Из других событий лета 1963 года — когда буддисты во Вьетнаме устроили самосожжение и когда истекали сроки всего клана Кеннеди — надо упомянуть, что Хестер снова работала официанткой в приморском ресторане.

— Вот все, на что способен бакалавр искусств по музыке, — ехидничала она.

Теперь я, по крайней мере, мог оценить, что имел в виду Оуэн Мини, когда сказал как-то о Рэнди Уайте: «ПОЛОЖИТЬ БЫ ЕГО ПОД АЛМАЗНЫЙ ДИСК — Я БЫ УПРАВИЛСЯ ЗА ПАРУ СЕКУНД. ПОЛОЖИТЬ БЫ ПОД АЛМАЗНЫЙ ДИСК ЕГО ЧЛЕН».

Что касается членов — в частности, моего, — то у меня выдалось очередное безрезультатное лето. Католическая церковь имела все основания гордиться несокрушимой добродетелью Кэролайн О'Дэй, независимо от того, была та одета в католическую форму школы Святого Михаила или нет, — да и все остальные церкви могли гордиться добродетелью бесчисленного множества других девушек; со мной они все оставались добродетельными. Мне удалось лишь мимоходом пощупать голую девичью грудь — всего один раз, да и то случайно — теплой ночью, когда мы поехали купаться на пляж у Кабаньей Головы и фосфоресцирующие вспышки в воде, как мне казалось, особенно располагали к соблазну. Та девушка была подружкой Хестер по музыкальному отделению, и, когда мы возвращались в Дарем в красном пикапе, Хестер вызвалась сесть ко мне на колени, потому что моей даме здорово не понравились мои неуклюжие, неумелые ухаживания.

— Ладно, садись посредине, а на него сяду я, — сказала Хестер своей подружке. — Я уже как-то раз почувствовала, как у него стоит, и мне на это наплевать.

— ТОЛЬКО НЕ НАДО ТАК ГРУБО, — сказал Оуэн Мини.

Так я и доехал от Кабаньей Головы до Дарема с Хестер на коленях, снова испытав унижение от того, что у меня встал член. Я подумал, что мне-то уж точно хватит каких-нибудь пары секунд под алмазным диском: если кто-нибудь положит под этот диск мой член, я не сочту это такой уж большой потерей.

Мне исполнился двадцать один год, а я по-прежнему оставался целомудренным, как Иосиф. Я был «Иосифом» тогда, и сейчас я тоже всего лишь «Иосиф».

Залив Джорджиан-Бей, 27 июля 1987 года — почему я не могу просто наслаждаться здешней природой? Я уболтал одного из килинговских ребятишек свозить меня на лодке к станции Пуэнт-о-Бариль. Удивительно, но никому на острове не нужно ничего привезти со станции: ни яиц, ни куска мяса, ни мыла, ни даже наживки. Я оказался единственным, кому что-то понадобилось; стыдно признаться — мне понадобилась газета. Потребность знать новости — это позорная слабость. Она хуже любых других вредных пристрастий; это невероятно изнурительное заболевание.

«Торонто стар» сообщает, Белый дом крайне разочарован как конгрессом, так и Пентагоном: оказывается, внутри армейских структур был образован небольшой штурмовой отряд особого назначения, а настоящие, регулярные американские войска обстреляли из ракет и пулеметов никарагуанских солдат — и обо всем этом не было, известно ни конгрессу, ни Пентагону. Почему американцы не опротивели сами себе, почему они не осточертели себе так же, как всем остальным? Эти их лицемерные рассуждения о демократии при вызывающе недемократичном поведении! Надо прекращать читать про всю эту ерунду! От всех этих заголовков мозги плавятся — а через год эти заголовки почти все забудут, а если кто и вспомнит, то лишь как о курьезе. Я живу в Канаде, у меня канадский паспорт — с какой стати меня должно заботить, что там делают американцы, особенно если им самим на это наплевать?

Я попробую увлечься чем-нибудь более масштабным, чем-нибудь космическим, вселенским — хотя, подозреваю, полное отсутствие у американского правительства представлений о честности и порядочности уже давно приобрело вселенские масштабы, не правда ли?

В «Торонто стар» есть другая статья — она больше подходит к тому первозданному облику Вселенной, который открывается из залива Джорджиан-Бей. В этой статье рассказывается о черных дырах; как утверждают ученые, черные дыры могут поглотить целых две галактики! Автор статьи предупреждает о возможном «коллапсе нашей звездной системы» — что может быть важнее?

Вот послушайте: «Черные дыры представляют собой столь плотную концентрацию материи, что они схлопывают вещество вокруг себя. Ничто не может преодолеть их мощного гравитационного притяжения, даже свет». Только представьте себе! Даже свет — о Господи Боже мой! Я прочитал это сообщение Килингам, но кто-то из их детей — из тех ботаников, кого награждают за успехи в науках, — довольно грубо ответил мне:

— Ну да. Вот только до ближайших черных дыр от Земли не меньше двух миллионов световых лет.

И я подумал: примерно так же далеко от Земли сейчас Оуэн Мини. И примерно так же далеко от Земли хотел бы очутиться я сам.

А где сейчас, интересно, Джон Кеннеди? Как далеко он отсюда?

22 ноября 1963 года мы с Оуэном Мини сидели в моей комнате в доме 80 на Центральной и готовились к экзамену по геологии. Я злился на Оуэна за то, что он подбил меня выбрать одним из специальных предметов геологию, истинная суть которой в перечне предметов Нью-Хэмпширского университета маскировалась хипповатым названием «Наука о Земле». Оуэн сбил меня с толку, уверяя, будто этот курс — просто легкий способ получить зачет по обязательной естественной науке, он уверял, что разбирается в камнях и всяких других горных породах, а в остальном, мол, курс включает изучение окаменевших останков вымерших животных и растений. «ЭТО ЖЕ КЛАССНО — МЫ УЗНАЕМ ВСЕ О ДИНОЗАВРАХ!» — говорил Оуэн и в конце концов соблазнил меня. На динозавров мы потратили меньше недели; да и вообще на окаменевшие останки нам отвели гораздо меньше времени, чем на заучивание всех этих ужасных названий эпох в развитии Земли. И оказалось, что Оуэн Мини не может отличить метаморфический сланец от вулканической породы, если только последняя не относилась к гранитам.