Том Вулф - Голос крови

Все очень красиво, но ¡Dios mio! Какая жарища!

Они оказываются в вестибюле старого, с виду частного дома, уютного, но далеко не роскошного… расположенного в непосредственной близости от океана… меньше всего он соответствует представлениям Магдалены о самом знаменитом ресторане в Майами. Перед ними – лестница, но никаких тебе шикарных витых балясин или балюстрады. Две арки по бокам… одно слово «арки», увидел и забыл… зато изнутри доносится многоголосое журчание, отдельные возгласы и басовитые раскаты смеха – спонтанные проявления радости простых смертных, отдающих себе отчет в том, куда они попали . Тот, кто один раз услышал это звуковое пиршество, как Магдалена на «Майами-Базель», уже не забудет его никогда.

Возле консоли метрдотель беседует с посетителями – четырьмя мужчинами и двумя женщинами. Вот кто сразу выделялся в общей массе: мэтр единственный одет как истинный джентльмен… с поправкой на нынешнюю моду. Кремового цвета тропический костюм из камвольной ткани и галстук темно-баклажанной расцветки. Посетители-мужчины – по последней моде, без пиджаков, в рубашках нараспашку, позволявших проследить, как глубокие борозды по бокам носа переходят в челюстные складки, а те – вот она, увертюра к подлинной старости! – в арфоподобные сухожилия вокруг кадыка. Метрдотель проводит гостей на террасу и спешит к Норману и Магдалене с обворожительной улыбкой:

– Bonsoir, monsieur, madame.

Этой фразой французская тема была исчерпана, если, конечно, не считать название ресторана. В его улыбке не было того, что провинциалка из Хайалии инстинктивно опасалась увидеть в таком фешенебельном месте: maître de votre destin, метра в роли Судьбы. Норман называет Королева и его приглашенных и в ответ слышит, что вся компания распивает напитки в библиотеке. Мэтр приглашает их в арку, откуда долетает волшебный шум.

Мистер Королев … Магдалена стискивает руки и чувствует, как они дрожат. Вот и царство общего восторга. Здесь все оживленно жестикулируют и закатывают глаза, как бы говоря: В жизни не слышал ничего подобного и Да не может быть! .. А хохочут так, что сразу ясно: они принадлежат к высшему обществу полубогов. Входя в ресторан, Магдалена поклялась Венере, богине обольщения, что сохранит невозмутимость и даже безразличие… ей нет дела до всех этих мужчин. И тут же понимает, что ее захлестнула волна всеобщего экстаза. Глаза сами шныряют, шныряют, шныряют вокруг… в поисках… его . Вдоль стен действительно стоят стеллажи с книгами, воистину создавая атмосферу chez-toi, твоего дома, когда библиотека превращается в уютную столовую. Столы отодвинули к стене, чтобы мистер Королев и его гости могли свободнее шататься и брататься с коктейлями в руке… Но где же он? А что, если его здесь нет и вся эта… Вдруг Норман бросает ее и устремляется в оживленную толпу.

– Норман!

Он на мгновение останавливается с виноватой улыбочкой и поднимает вверх указательный палец, что должно означать: «Не волнуйся, я на секунду».

Ее оторопь сменяется паникой. И что ей, двадцатичетырехлетней девушке, теперь делать среди этих стариков – какие же они все старые!.. и белолицые!.. Ей, кубинке Магдалене Отеро, медсестре, затянутой в бюстье, из которого сиськи вылезают, как две огромные порции пирога, украшенного ягодками?

И тут она негодует. Этот жест вовсе не означал «я на секунду»… ничего подобного… Норман, сознательно или нет, давал ей понять, кто здесь главный и что он обнаружил в толпе кого-то поважнее, чем она: человека, на которого он, знаменитый доктор Порно, должен излить все свое обаяние, пока не поздно!

Что же ей делать? Стоять тут, как девка по вызову? В ее сторону уже косятся… или они пялятся на ее грудь?.:::::: Черт бы тебя побрал, Норман!:::::: Она вспоминаета Амелию. Главное – уверенность в себе… если не с кем говорить, улыбайся с чувством собственного достоинства. Она изображает победную улыбку. Но стоять одной с победной улыбкой ничуть не легче, чем стоять одной с вытянутым лицом. О! Взгляд ее упал на большую картину на стене… наверное, сто двадцать на девяносто. Подойти и сделать вид, что внимательно ее изучает. Она останавливается перед картиной… две дольки, черная и белая, на серовато-бежеватом фоне… под углом друг к дружке.:::::: Ayúdame, Jesús! [34]Надо быть полной идиоткой, чтобы всерьез разглядывать эту mierda. Даже старые дураки, готовые платить миллионы за всякую ерунду на «Майами-Базель», не стали бы смотреть на такое.:::::: Она сдается и разворачивается к оживленной публике, где царит вольный смех… «Хи! хи! хи! хи!» – разливались женщины. – Хо! хо! хо! хо!» – гоготали мужчины… но тут в дальнем конце раздался взрыв, перекрывший все это веселье: Ххы-хокхокхок-хок-хок… Магдалена прошивает взглядом толпу, словно лучом лазера, и обнаруживает крупную голову, которая так и прыгает на радость потрясающе красивой женщины – тридцатник? разве так определишь? – белая, белейшая кожа… густые черные волосы с пробором посредине, с вызовом открывающие лоб… высокие скулы, квадратные челюсти без грамма жира, алые, как рубины, губы, гипнотически блестящие, как чистой воды брильянты, голубые глаза… хокхокхок-хок-хок… Рубины и брильянты она присочинила, чтобы еще больше пожалеть себя и разозлиться на Нормана, но этот мощный гогот, ах ты, бесчувственное, бессердечное животное! Я на секунду … ага, только после того, как ты обаяешь американочку с волосами черными, как смоль, и кожей белой, как снег! У нас, у кубинцев, снега нет, как ты, головастик, вероятно, знаешь…

– Мисс Отеро!

Голос раздается у нее за спиной… голос с акцентом. Она разворачивается… это он … единственный и неповторимый… красавец, принц и все такое, о ком она грезила целую неделю. Взгляд Сергея скользит вниз на выпирающую грудь… доля секунды… и снова поднимается.

Магдалена перехватывает этот взгляд… он ей нравится… и в ту же секунду ее досада на Нормана пропадает. Фьюить. ¡Mirabile visa! – как говаривала одна из монашенок, сестра Клота. Явленное чудо! Но уже в следующий миг трезвый внутренний голос, осознающий реальный мир без иллюзий, в очередной раз возвращает влюбленную дурочку из Хайалии на землю, она падает с заоблачных высот, разбивается и сгорает вместе со своими навязчивыми грезами о стоящем перед ней человеке. Почему он именно сейчас подошел к ней… жалкой и никому не нужной… отчаянно пытающейся это скрыть посредством «повышенного внимания» к какой-то идиотской картине? Все предельно ясно. Он по доброте душевной решил ее спасти от общественного позора. Вот так рандеву! Кто она в его глазах? Безмозглая простушка, нуждающаяся в его жалости! Она чувствует себя униженной… такой униженной, что все маски, которые она примеряла – кокетки, женщины-вамп, ученицы Эскулапа, жрицы медицины, участливой покровительницы одержимых похотливой страстью, подружки русских олигархов-меценатов, – в одно мгновение испаряются. И ее реакция выходит столь же непродуманной, сколь и откровенной: нижняя челюсть падает, губы растягиваются в бессловесном ответе… А он продолжает обволакивать ее своим обаянием, словно в этом было ее спасение.