Том Вулф - Голос крови

– Сергей, что-то случилось? – спрашивает Магдалена.

Он даже не пововорачивает головы, лишь коротко бросает:

– Ничего.

Даже это он не столько сказал , сколько выдохнул . Затем встает и голый… бормоча и качая головой… направляется к стенному шкафу. Снимает с вешалки красного дерева халат… произведение искусства… тяжелый шелк в голубовато-алых разводах, разлетающиеся точки-кометы, большие стеганые отвороты и манжеты тоже алого цвета. Он влезает в халат, поворачивается к ней… но он ее не видит.

О!.. слабая надежда! Его разбухший polla [46]раскачивался прямо перед ней… определенно разбухший!.. это ли не знак, что я еще существую… хотя по глазам не скажешь. В его мозгу все разновидности нейронов сталкивались друг с дружкой с удесятеренной скоростью. Ее так и подмывает спросить о причине нервного взрыва. Она приподнимается на локте… может, вид ее грудей с торчащими сосками заставит его член еще больше разбухнуть и он с ходу поведется на coco? [47]Но нет, если он и чувствует к ней вожделение, то тут же берет его под контроль. Очевидно: сейчас она для него пустое место и ее любопытство не приветствуется.

Он влезает в домашние тапочки… бархатные, с вышитой изящной монограммой… кириллица?.. стоившие, наверное, больше, чем вся ее одежка, которую он, кобель во время гона, сорвал с нее вчера. Вчера… не так уж давно это было, судя по усталости и недосыпу. Между штор пробивается сумеречный свет… солнце, что ли, уже восходит?.. Кто вообще может звонить в такое время?.. Точно что-то случилось.

И тут тренькает дверной звонок… не звенит, а тренькает, как клавиша на ксилофоне… Кто посмел взорвать ночную тишину в спальне самого Королева?

Сергей взъерошивает шевелюру и спешит в прихожую, а Магдалена юркает под простыни и вжимается в подушки… хотела отвернуться к стене, но любопытство пересилило, и она высовывает нос. Важно не пропустить ни одной мелочи. Сергей что-то говорит по-русски, за дверью ему тихо отвечают. Входят двое, оба лет тридцати пяти, в одинаковых рыжевато-коричневых – габардиновых? – костюмах и темно-синих – или черных? – рубашках поло… с одинаково глубоко посаженными глазами… один высокий, с покатыми плечами и бритой головой, похожей на уродливую шишку… второй низкорослый, грузный, с копной волнистых каштановых волос, над которыми он, судя по всему, хорошо потрудился. Оба кажутся Магдалене крутыми парнями. Высокий подобострастно вжимает голову в плечи, извиняясь за ночной визит, и протягивает газету, раскрытую на какой-то странице. Минута, в течение которой Сергей читает колонку, кажется всем троим, застывшим в ожидании реакции «крестного отца», целой вечностью. Он исподлобья смотрит на пришедших, словно те совершили не только ошибку, но и глупость, и, ни слова не говоря, указывает им рукой, вдруг вырастающей до размеров длинного жезла, в сторону застекленной двери, украшенной деревянными горбыльками на старинный манер. Дверь ведет в небольшой кабинет. Проходя мимо кровати, оба кивают Магдалене, сопроводив это коротким «мисс», но ни на полсекунды не замедляют шага. Это даже нельзя назвать приветствием, просто формальное признание ее присутствия. К щекам приливает горячая волна стыда. Для них, вне всякого сомнения, она всего лишь очередная шлюшка в постели хозяина.

Она видит, как в кабинете низкорослый с волнистыми волосами подает телефон присевшему Сергею, и тот на русском что-то рычит в трубку. Единственное, что понимает Магдалена, это «Холлендейл» и «люди активного возраста», произнесенные по-английски. Отстрелявшись, Королев возвращает трубку телохранителю… и впервые с момента появления мужчин замечает Магдалену.

Выходит из кабинета.

– Кое-что произошло, – сообщает он мрачным тоном. Похоже, сомневается, стоит ли продолжать… и продолжает: – Владимир отвезет тебя домой.

После чего уходит одеваться, не удостоив ее повторного взгляда. Магдалена, совершенно голая под простыней, отлично видна из кабинета… Она чувствует себя в ловушке. Унижение за унижением. Сначала был страх. А за страхом – стыд, что она позволила себя так использовать… блядь, которую выметут из квартиры вместе с мусором. Владимир отвезет тебя домой . Потянулись бесконечные минуты стыда и унижения… но вот снова появляется Сергей… в голубой, дорого выглядящей рубашке, заправленной в джинсы. Вот уж не думала, что в его гардеробе есть обыкновенные джинсы. Зато на ногах – охряные мокасины из свиной кожи на тыщу баксов… без носков. На лице – ни тени улыбки. Вместо нее, хуже не придумаешь, отрывисто-деловитые слова как бы гостеприимства:

– Он все сделает. Если ты голодная, повар приготовит завтрак. Извини, дело срочное. Владимир о тебе позаботится. – Сергей удаляется вместе с низкорослым.

Магдалену душит ярость, но она так оторопела, что даже не смогла этого показать.

К ней обращается Владимир, настоящий зомби с русским акцентом:

– Когда вы готовы, я вас отвезти. Я там ждать. – Выходит и аккуратно прикрывает за собой дверь.

Он говорит это так буднично, словно привык каждое утро вывозить отсюда очередную голую девку.

– Вот сволочь! – цедит она сквозь зубы и выбирается из-под простыни. Сердце колотится. Так ее еще никогда не унижали. Издевательства шахматного чемпиона в ресторане «Гоголь» – ничто в сравнении с этим чемпионом по садизму. На мгновение она застыла. В настенном зеркале отражается красивая ню в огромной комнате, задуманной как королевская опочивальня… на деле она оказалась вычурной и аляповатой со всеми фестончиками и антикварными стульями и километрами пурпурных штор, прихваченных лентами с вызывающей золотой тесьмой, чтобы каждая собралась в эффектные складки. И кто же эта ню, как не шлюшка, которой сейчас предстоит собрать свои дешевые вещички, только подчеркивающие ее блядскую суть, и убраться подобру-поздорову… Ею попользовались, как каким-нибудь суфле или сигарой, и Владимиру дано указание вышвырнуть этот хлам за ненадобностью.

В ванной – столько зеркал, что шлюшка видит свою жопу и сиськи под всеми мыслимыми углами. К счастью, вчера она надела простое черное платье Амелии… ага, простое, с вырезом на груди по самое некуда… можно практически незаметно проскочить на улице, поскольку люди увидят только половинки грудей, а соски прикрыты ленточками из искусственного шелка. Ее черные атласные лодочки на немыслимом, по моде, каблуке тотчас превратили ее в сексуальную башню на высокой опоре. Осталось довершить картинку вызывающе красной губной помадой… и тенями, которые превратят глаза в яркие сферы, парящие над двумя сладострастными озерками из туши.

Она перебрасывает через плечо большую сумочку… то есть большую по нынешней моде… из самой лучшей, поддельной, кожи питона. Готовая покинуть квартиру, сосредоточивается на том, как не показать своего неприятия бритоголовому роботу, ставшему свидетелем ее унижения.:::::: Сергей, какой же ты мерзавец! Ты хоть сам понимаешь?:::::: Она дала себе клятву, что, если когда-нибудь его еще увидит, то выложит ему всю правду.:::::: Как ты мог впустить в спальню двух отморозков?:::::: Что это, такое извращение? Нет, хуже! Он свое получил. Он ее отымел. Теперь она превратилась в посторонний предмет. А какое дело постороннему предмету до того, как он выглядит в этой ситуации? С каких пор посторонние предметы начали давать моральную оценку таким чувствам, как стыдливость? Или, говоря иначе, с каких пор шлюхи стали претендовать на большее?