Том Вулф - Голос крови

– Этим ты только оттянешь неизбежное. В любом случае ты труп. Разница между нами в том, что я должен думать о городе.

– Нет, Дио. Разница между нами в том, что ты не способен думать ни о чем, кроме того, что город думает о тебе. Может, тебе стоит уединиться в маленькой тихой комнатке и там подумать о том, что такое добро и зло. Глядишь, что-нибудь и вспомнится.

Губы мэра кривятся в ухмылке.

– Ты труп, Сай. Политический труп.

Но последнее слово – за Шефом:

– Делай что считаешь нужным, а я буду делать что я считаю нужным, а там посмотрим.

Он поднимается, устремив на Дионисио Круса воинственный взгляд, какого, пожалуй, еще никто и никогда не удостаивался… Ни разу не моргнул. Но и Дио, сидя в своей кожано-красной вертящейся утробе, под стать ему глядит жестко и не мигая. Шефу хочется, как лазером, выжечь глаза сопернику. Но Дио не дрогнул. Оба не шевелят ни мускулом, не произносят ни слова. Классическое мексиканское противостояние растягивается, по ощущению, минут на десять, хотя на самом деле продлилось не больше десяти секунд. После чего Шеф, развернувшись на каблуках и показав мощную спину, широким шагом выходит из кабинета.

В лифте он осознает, что сердце у него колотится, как в молодости, когда он занимался спортом. Народ в вестибюле знать не знает, что пять минут назад и двумя этажами выше его заморозили, как труп. Невинные души встречают его привычным «Привет, Шеф!». Он же, против обыкновения, игнорирует фанатов. Его мысли заняты другим.

Когда он выходит из дурацкого оштукатуренного здания «Панамерикэн», ныне городской мэрии, к крыльцу сразу подкатывает большой черный «Кадиллак» с сержантом Санчесом за рулем. Шеф садится рядом. Он понимает, что таким мрачным, в таком разобранном состоянии Санчес его еще не видел.

Не зная, что сказать, измученный любопытством Санчес спрашивает:

– Ну что, Шеф, как прошло?

Глядя прямо перед собой, тот говорит всего два слова:

– Не прошло.

Санчесу, понятно, хочется уточнить, что именно не прошло, однако он остерегается задавать прямой вопрос. Поэтому, набравшись смелости, спрашивает:

– Не прошло? В каком смысле, Шеф?

– Просто не прошло. – Шеф смотрит перед собой и после секунды-другой добавляет: – Но пройдет.

Тут до Санчеса доходит, что Шеф говорит не с ним. Он разговаривает с собой, реально влиятельным и крутым.

Шеф достает из нагрудного кармана свой айфон, два раза нажимает на экран кончиком пальца и подносит трубку к уху.

– Кэт. – Никаких прелюдий, сухая команда. – Набери Камачо, прямо сейчас. Я жду его у себя. Срочно.

В полусне Магдалена что-то чувствует. Поглаживания. Тревоги нет, разве что смутное удивление и тщетные попытки включить сознание. К тому моменту, когда рука, исследовав лобок и нижнюю часть живота, занялась левым соском, в голове складывается картинка, хотя глаза все еще закрыты. Они с Сергеем лежат голые на его огромной кровати в громадном дуплексе на Санни-Айлз… невероятно. Как и то, что мужчина в его возрасте может столько раз восстанавливаться и снова заниматься любовью, прежде чем они наконец провалились в сон. Но вот глаза открываются, и через просвет между великолепных штор… даже чересчур великолепных… она видит, что за окном – еще ночь. Они спали не больше двух часов… а он уже опять к ней подбирается… музей изящных искусств в лице Королева… Она – в постели со знаменитым русским олигархом.

Todo el mundo знает, кто он такой и как хорош собой. Его тело посягает на нее… его рука оглаживает ее здесь и там… и вдруг сердце сжимает тоска. Для этого магната она – шлюха, иностранка, говорящая по-английски с сильным акцентом. Но тут соски сами собой твердеют, а прилившая к влагалищу кровь разом смывает отчаяние и всякие абстрактные соображения морали, растворяющиеся в облаке божественного мужского одеколона. Его неутомимый жокей уже в ее седле и погнал погнал погнал и она охотно вбирала вбирала вбирала его в себя… и при этом ни слова. Потом он начинает стонать, сопровождая стоны агонизирующими восклицаниями на русском. Откуда столько сил? Кажется, он уже не остановится. И вот уже с ее губ слетает «аааа… ааа… ааааааааа»… один нескончаемый оргазм. Только когда он вытягивается рядом, она снова может рассуждать. Часы на тумбочке показывают пять ноль-пять. Так кто она? Шлюха? Нет! Это современная любовь… это роман! Он от нее без ума и готов трахать до смерти. Он никак не может ею насытиться… в том числе ее душой… ею как неповторимой личностью. Он не может на нее наглядеться, жаждет принадлежать ей целиком, хочет вместе с ней просыпаться… и не спать вдвоем, это уж само собой. Dios mío … она так устала, так выложилась, что мечтала только о том, чтобы провалиться в сон… но тут ей представляется их первый совместный завтрак. Они в махровых халатах (висят, такие роскошные, в ванной)… сидят за столиком с видом на океан… ведут томный разговор, глядя друг на друга… над чем-то посмеиваются, растворенные в сладкой неге, в грезах, порожденных божественным влечением тел, а ведь это… это… конденсация того, что невозможно выразить словами, идеальное растворение в… господи, что это?.. трень трень трень трень трень трень трень трень трень трень трень трень треньтреньтреньтрень… Сергей переворачивается на живот и тянется к тумбочке за айфоном. Нежный, ласкающий слух рингтон трень трень трень треньтреньтрень трень трень… где-то она слышала эту мелодию, но где?.. Ах да! Когда-то, давным-давно, мать на Рождество водила ее на балет для детей. Как же он назывался? «Танец Леденцов»? Нет, не так… «Танец Феи Драже», вот как! А сам балет назывался… «Щелкунчик»! Вспомнила! Его написал великий композитор… как же его звали?.. Чайковский! Точно! Чайковский! Он писал прекрасную музыку. В голове вдруг мелькает Нестор. У него с Сергеем есть одно общее… оба питают страсть к рингтонам. Забавно. Даже тут, если вдуматься, Сергей смотрится аристократом. У него – Чайковский, великий композитор… а у Нестора – низкопробная песенка «Бульдогов»… или питбулей! Сразу видать выходца из Хайалии. Вроде такой пустяк, мелодия в мобильном, но насколько один выше другого! Треньтрень. Сергей оперся на локоть. Она смотрит на изгиб голой спины. Какое тело! Другая рука берет телефон. На этом «Щелкунчик» заканчивается. Какой ранний звонок… Среди ночи…

– Алло? – Дальше разговор ведется на русском. Он говорит на повышенных тонах. Вопрос… пауза… еще вопрос, громче… следующий, раздраженно. Из всего сказанного она уловила лишь одно слово: Холлендейл – название городка севернее Санни-Айлз. Очередная пауза. На этот раз Сергей взрывается. Орет в трубку. Потом швыряет ее на кровать. Он разворачивается, опустив ноги на пол, и приподнимается на расставленных руках. Так и сидит… спина прямая, голова вскинута… бормоча что-то в ярости и качая головой, как это делает человек, признавший поражение: «Бесполезно… бесполезно…»